Две королевы

Чуть только Сигизмунд Август вернулся в дом, который он занимал в городе, когда ему объявили подканцлера, ксендза Самуэля. Епископ Плоцкий поспешил туда, желая опередить иное влияние и действовать на пользу молодой королеве, поскольку не знал, как был расположен молодой король, а Бону боялся.

Сигизмунд Август пошёл ему навстречу с тем чуточку более радостным лицом, которое привёз из Литвы. Епископ любезно его приветствовал… они сели вдвоём в первой комнате.

– Я спешил поздороваться с вашим высочеством, – сказал ксендз Самуэль, – и предупредить вас, что король-отец сильно желает, чтобы однажды недоразумения с королём Фердинандом окончились. Даже сюда прибыли послы, настаивая на том, чтобы королева Елизавета поехала с вами в Литву.

– Но это дело решённое, – сказал молодой король, – не вижу для этого никакой помехи. Мы все согласны. До сих пор, правда, было негде разместить королеву. Замок после пожара не был отреставрирован, а пока мы туда переедем, он будет готов.

– Слава Богу! – сказал тот, складывая руки. – Права Божьи и людские, справедливые желания семьи и старого короля будут удовлетворены.

– Да, – подтвердил Август, – я этому так же радуюсь, как король, отец мой, ибо хотел этого.

Найдя молодого государя таким неожиданно послушным, епископ уже только мог поздравить и благословить. Тем не менее внезапная перемена пробудила в нём любопытство, потому что согласие принять жену объявляло или разрыв с матерью, или какое-нибудь коварство с её стороны. Этого епископ боялся и хотел лучше объясниться.

– Так, ваше королевское высочество, – сказал он, – значит, вы удачней, чем мы, что над этим напрасно работали, смогли убедить королеву-мать, что дольше откладывать не стоило.

Он взглянул на короля, глаза которого были устремлены в пол.

– У королевы есть предубеждения, которые нелегко победить, – сказал он, – она иначе на это смотрит, до сих пор не соглашается, но я буду вынужден поступить вопреки её желаниям. Сама она, отвечая Герберштейну, выразила в письме, что у меня есть собственная воля, использовать которую в моей власти. Я должен был ей это припомнить и обратиться к этому.

Он поднял глаза на епископа, который радостно захлопал в ладоши.

– Очень удачно! Вы очень справедливо поступили, ваше высочество. Принимая дословно ответ королевы, всю вину вы возложили на себя.

– Королеве Елизавете я объявил, что отсюда мы вместе едем в Вильно, – добавил Август.

Мациёвский вздохнул. Разговор о будущем сейме протянулся ещё какое-то время, после чего Мациёвский уехал.

На минуту оставшись один, король велел позвать подкомория своего двора.

– Извольте объявить итальянцу кавалькатору Тесте, – сказал он, – что впредь в его услугах я нуждаться не буду. Распорядитесть, чтобы ему выплатили его жалованье и пусть возвращается откуда прибыл.

Не объясняя больше, король на этом закончил. Он чувствовал себя обиженным Дземмой, сначала этим замужеством, потом тем легкомысленным приёмом в товарищи по путешествию итальянца. Таким образом бывшая королевская любовница наносила ему урон, показывая, что она легкомысленная и обычная придворная.

Дземма вернулась, как мы видели, на двор Боны, которая, может, ещё что-нибудь строила на её желании отомстить и на её красоте, и на мягком сердце сына. Перед приездом короля появился также Дудич, преследующий жену, которая не хотела его знать.

Он должен был просить аудиенцию у королевы Боны, чтобы пожаловаться ей и просить, чтобы выдала ему супругу, но разгневанная королева обругала его, что не умел обращаться с женой, что не заслужил её симпатии, что совсем был недостоин такой половинки, и избавилась от него, ничего не обещав.

Дземма осталась с фрейлинами, а для мужа была недоступна.

Дудич, не зная, что делать, куда обратиться, ждал приезда Августа; пошёл с просьбой к Мерло, чтобы выхлопотал ему аудиенцию, и решил просить у него помощи.

При таком стечении народа и дел было нелегко найти свободную минуту. Молодой король также не хотел вдаваться в это дело, но разрешил Мерло с утра, когда одевался, впустить бедного Дудича, который, поклонившись до земли, начал сетовать. Он жаловался на Тесту; король заткнул ему рот тем, что уже уволил его и слугой его не был.

– Заступитесь, ваше королевское величество, – добавил Петрек, – скажите вашей милостивейшей матери, чтобы отдала мне жену.

Король пожал плечами.

– Я могу это сделать, – сказал он, – но заранее предвижу, что она не послушает мою просьбу.

Дудич сильно визжал, считая огромные потери, какие уже понёс ради неблагодарной. Ему велели прийти на следующий день. Наедине с матерью Август редко теперь бывал, и избегал того, чтобы не подвергаться пустым упрёкам; но он хотел отдалить Дземму. Теперь он её стыдился.

После обеда зайдя на минуту в столовую комнату в стороне, Август проговорил, что Дудич ему жаловался и требовал отдать ему жену.