Две королевы

Сесил решил, что сонеты и брачные контракты не имеют отношения к делу. Все внимание сосредоточилось на «письмах из ларца», особенно на первых двух (первое письмо и второе письмо)[74]. Потенциально они были самыми разрушительными. В действительности второго письма — обычно его называют «длинным письмом из Глазго», чтобы отличить от «короткого письма из Глазго» (письмо № 1) — было бы достаточно (при условии, что оно подлинное), чтобы доказать, что Мария состояла в незаконной связи с Босуэллом и участвовала в заговоре против Дарнли. Непонятно только, зачем лордам, если письмо не подделка, понадобилось раскидывать свою сеть так широко.

Утверждалось, что оба «письма из Глазго» написаны Марией, когда она навещала больного Дарнли. Первое письмо представляет собой жалобу женщины, которая укоряет своего корреспондента за невнимание. Он обещал присылать ей новости, но забыл об этом. Он оставил ее, чтобы отправиться в поездку, и женщина обвиняет его в том, что он намеренно затягивает возвращение. В понедельник она «привезет парня» в Крейгмиллар, «где он будет в среду». «И я поеду в Эдинбург, чтобы мне пустили кровь, если я не буду возражать». Кем бы ни был этот человек, он «самый очаровательный из всех, и я вспоминаю все, что он умеет, чтобы заставить себя поверить, что он меня любит». Женщина страдает от боли в боку. «Сегодня мне было плохо. Если Парис[75] привезет мне то, за чем я посылала, это мне поможет». Заканчивает она просьбой сообщить новости. «Молю Вас, пришлите мне вести обо всем и о том, что мне делать, если Вы не вернетесь… Поскольку если Вы не проявите мудрости, я точно знаю, что весь груз ляжет на мои плечи». Письмо отправлено «из Глазго утром в субботу». Одним из главных недостатков «писем из ларца» является то, что лишь одно это письмо имеет дату. Кроме того, ни в одном из писем не названо имя адресата, и все они обрываются внезапно, без всяких указаний на то, кто мог их написать.

«Короткое письмо из Глазго» могло быть в высшей степени разоблачительным, если его прочесть определенным образом. Слова «из Глазго утром в субботу» означают, что если письмо подлинное, то написали его 25 января 1567 г., в единственную «субботу», когда Мария была в Глазго, навещая Дарнли. Именно это должен был предполагать читатель. От нас также требуется догадаться, что «парень» — это Дарнли. Но даже сегодня слово «парень» используется в Шотландии для обозначения ребенка мужского пола, и подозрение, что речь идет о принце Джеймсе, усиливается его описанием. Невозможно так называть угрюмого, обезображенного сифилисом Дарнли: «самый очаровательный из всех, и я вспоминаю все, что он умеет, чтобы заставить себя поверить, что он меня любит». С другой стороны, любящая мать вполне могла говорить такое о своем подрастающем ребенке. Но если «парнем» был принц Джеймс, а автором письма его мать, то письмо не могло быть написано в Глазго. Ребенок там никогда не был; он оставался с Марией в замке Стирлинг, пока она не вернулась в Эдинбург после крестин, а затем жил со своей кормилицей в Холирудском дворце, где Мария оставила его, когда поехала в Глазго навестить Дарнли. Потом мальчика поручили заботам графа и графини Мар.

Кроме того, автор письма возвращается в Эдинбург, чтобы «ей пустили кровь». Но в письме не сказано «пустить кровь». Согласно медицинским воззрениям той эпохи здоровье человека зависело от баланса четырех основных «гуморов», или телесных жидкостей: крови, флегмы, желтой желчи и черной желчи. Кровопускание было стандартным медицинским средством, точно таким же, как ревень от «холеры» или лакрица от расстройства пищеварения. Нам известно, что лекари Марии практиковали кровопускание, когда считали, что это необходимо для ее здоровья.

Автор письма отправила за чем-то Париса. Совершенно очевидно, что «Парис» — это паж Николя Юбер по прозвищу Французский Парис. Именно этого человека Мария видела вечером накануне убийства Дарнли — даже при свете факелов он выглядел необычно грязным. Но автор письма страдала от боли в боку, и логично было бы предположить, что Париса послали за лекарством. Парис был слугой Марии. Раньше он двадцать лет состоял на службе у Босуэлла, но счета Марии свидетельствуют, что он сменил хозяина и поступил к ней в услужение приблизительно за год до описываемых событий. Это может вызвать подозрения, поскольку Босуэлл явно платил Парису, о чем свидетельствует его роль в организации взрыва в Кирк-о-Филд. В таком случае Парис мог быть связующим звеном между Марией и Босуэллом. Мог ли он служить им курьером, пока Мария была в Глазго?