Две королевы

Лорды конфедерации всегда настаивали, что Парис был доверенным лицом, помогавшим Марии и Босуэллу поддерживать тайную связь. Они утверждали, что он доставлял письма, курсируя между Глазго и Эдинбургом, но это крайне неправдоподобно. К субботе, 25 января 1567 г., Босуэлл уже покинул Эдинбург. Днем раньше он направился в Лиддесдейл, сопроводив Марию до Каллендер-хауса на первом этапе ее поездки в Глазго. Дата отъезда Босуэлла неоспорима. Сам Морей в «дневнике», или календаре, описывающем все передвижения Марии и Босуэлла в период с 21 по 30 января, признается, что Босуэлл покинул Эдинбург вечером 24-го. У Морея даже хватило наглости передать свой дневник Сесилу, несмотря на несоответствие этого документа с первым письмом из ларца.

Передвижения Босуэлла можно проверить. Они подтверждаются рукописным докладом, который четыре дня спустя отправил Сесилу лорд Скроуп, английский чиновник из Карлайла, расположенного к западу от границы. В своем докладе Скроуп подробно описывает поездку Босуэлла. Причина заключается в том, что Босуэлл участвовал в еще одном серьезном конфликте. Он выехал из Эдинбурга в сопровождении восьмидесяти человек с целью «перевоспитания» воров и других преступников на границе и в первый день добрался до самого Джедборо. Оттуда он продолжил путь до Лиддесдейла, где его люди поймали десяток разбойников, одним из которых был Мартин Элвуд, главарь приграничной банды, орудовавшей вместе с Эллиотами из Лиддесдейла. Элвуд сумел передать сообщения своим подельникам, и они попытались его освободить. Один из людей Босуэлла погиб, пятеро были захвачены. Босуэлл преследовал напавших на него разбойников, «пока его слуги и лошади не утомились, и он не мог найти им замену и был вынужден снова вернуться в Джедборо». Если верить логике «короткого письма из Глазго», то Босуэлл должен был держать данное Марии слово и писать о приготовлениях к убийству Дарнли, несмотря на то что его мысли были заняты стычкой с Элвудом. Еще более странным выглядит утверждение, что Мария упрекала его, что он «затягивает» возвращение из Лиддесдейла, тогда как он еще туда не добрался. Если в субботу, 25 января, Мария страдала от отсутствия Босуэлла, то должна была ждать его возвращения раньше субботы. Однако он покинул Эдинбург только в пятницу вечером, а до Лиддесдейла было семьдесят миль.

Тем не менее некоторые аспекты первого письма не вызывают сомнений. У автора болел бок, что требовало лекарства, и у нее был маленький сын, «самый очаровательный из всех». Вполне возможно — и даже более чем вероятно, — что перед нами черновик или копия настоящего письма Марии, предназначенного другому адресату и написанного в другое время и при других обстоятельствах. В таком случае лордам конфедерации было достаточно добавить одну фразу: «из Глазго, утром в субботу». Одним росчерком пера ничем не примечательное письмо превращалось в улику. Упоминание о Крейгмилларе легко объяснить — это было любимое место отдыха Марии, куда она регулярно приезжала на срок от нескольких дней до нескольких недель.

Второе письмо более длинное и, как утверждалось, отправленое из Глазго в то время, когда Мария пыталась убедить Дарнли вернуться вместе с ней в Крейгмиллар. Кроме того, оно самое длинное из восьми «писем из ларца». Выбранное лордами из-за якобы явных аллюзий с заговором, оно также наполнено страстью и желанием воссоединиться с любимым. Начинается оно на печальной ноте: «Легко представить мое состояние после того, как я покинула место, где осталось мое сердце…» Автор, женщина, попрощалась со своим любимым и продолжила путь в Глазго, где ее встретил посланец от графа Леннокса, лэрд Ласса, с сорока людьми, ни один из которых не был жителем города. Прибыв на место, она узнает, что Дарнли уже наводил о ней справки. Когда она навещает его, прикованного к постели, то удивляется, насколько хорошо он информирован обо всем, что происходило в Холируде. После первой встречи она отправляется ужинать.

Поздно вечером Дарнли снова зовет ее и обрушивает на нее свои обычные жалобы, обвиняя в своей болезни, которая, по его убеждению, вызвана ее пренебрежением. Он просит о примирении. И даже умоляет о прощении. Она отвечает, что уже много раз прощала его, однако он не бросил своего распутства. «Я молод, — протестует он. — Разве мужчине моего возраста не позволено дважды или трижды ошибиться или нарушить обещание, а потом раскаиваться и ругать себя за это?»