Две крепости

Это был чистый, ясный смех от всей души. Такого звука здесь не слыхали с тех пор, как Саурон пришел в Средиземье. Сэму вдруг показалось, что камни прислушиваются и высокие скалы тянутся к ним. Но Фродо ничего не замечал — он просто смеялся.

— Ну, Сэм, — сказал он, — твои слова развеселили меня так, будто сказание уже написано. Но ты пропустил одного из главных героев — твердого сердцем Сэмвайса. «Я хочу еще послушать о Сэме, папа. Почему о нем так мало говорится в сказании? Я его очень люблю. А Фродо не ушел бы так далеко без Сэма, верно, папа?»

— Ну, мастер Фродо, — смутился Сэм, — не смейтесь надо мной. Я ж говорил серьезно.

— Я тоже, — сказал Фродо. — Но мы пытаемся заглянуть в конец. Мы с тобой в самом опасном месте из всего сказания, и весьма вероятно, что здесь кто-нибудь скажет: «Закрой книгу, папа, я не хочу дальше слушать...»

— Может быть, — вздохнул Сэм, — но я бы так не говорил. Роли бывают разные. Даже Голлум может быть героем сказания. Он, наверное, и считает себя им. Интересно, представляет он себя героем или злодеем? Голлум! — позвал Сэм. — Тебе хочется быть героем? Но куда он опять подевался?

Голлума не было видно у входа в углубление. Он, как обычно, отказался от их пищи, но принял немного воды, затем свернулся калачиком, чтобы поспать. Хоббиты считали, что его долгое отсутствие в предыдущий день объяснялось охотой, а теперь он, очевидно, опять ускользнул, пока они разговаривали. Но куда же на этот раз?

— Мне не нравится эта его привычка уходить не сказав ни слова, — заявил Сэм. — И меньше всего сейчас. Он не может искать здесь пищу, разве что тут есть особые скалы, которые он считает деликатесом. Тут нет даже мха!

— Не стоит беспокоиться, — ответил Фродо. — Без него мы не зашли бы так далеко, мы даже не разглядели бы тропу. Поэтому приходится доверять его выбору.

— Все равно я не хотел бы упускать его из виду, — сказал Сэм. — Вы помните, он ни разу не говорил, что эта тропа охраняется. А теперь мы видим башню — может, покинутую, а может, и нет. Как вы считаете? Не пошел ли он за ними — за орками или кем-нибудь похуже?

— Нет, я так не думаю, — ответил Фродо. — Даже если он склонен к какому-то злу — что очень вероятно, — все же вряд ли он пошел за орками или другими слугами Врага. Зачем ему было ждать столько, зачем приближаться так близко к земле, которой он боится? Много раз он мог выдать нас оркам с тех пор, как встретился с нами. Нет, если в этом что-то и кроется, то это какое-нибудь личное дело, которое он считает тайной.

— Наверно, вы правы, мастер Фродо, — согласился Сэм. — Я не ошибаюсь в нем: он охотно отдал бы меня оркам. Но я забыл о «его прелести». Вероятно, он все время думает о ней как о бесценности для бедного Смеагола. Это его главная мысль, если у него вообще есть таковые. Но чем поможет ему наш приход сюда — не знаю.

— Вероятно, он и сам не знает, — сказал Фродо. — И не думаю, что в его путаном сознании есть только один план. Я считаю, что он прежде всего старается спасти свою бесценность от Врага. Если бы Враг получил ее, это означало бы гибель и для Голлума. С другой стороны, он, возможно, ждет своего времени.

— Да, Воришка и Вонючка, как я уже говорил, — сказал Сэм. — Но чем ближе к земле Врага, тем увереннее Вонючка одолевает Воришку. Запомните мои слова: если мы только пройдем эту тропу, он не даст нам спокойно унести через границу эту драгоценную вещь.

— Мы еще не прошли тропу, — заметил Фродо.

— Да, но лучше смотреть в оба. Если Вонючка застанет нас спящими, то может окончательно победить. Но вам нужно немного вздремнуть, хозяин. Ложитесь рядом со мной. Я посторожу, и если я обниму вас, никто не сможет коснуться вас так, чтобы Сэм не узнал об этом.

— Спать! — решил Фродо и вздохнул, как будто увидел мираж в пустыне. — Даже здесь я не лишился сна.

— Ну так и спите себе, хозяин! Положите голову ко мне на колени.

Так и застал их Голлум, когда вернулся час спустя. Сэм сидел, прижавшись спиной к скале, голова его свесилась набок, он тяжело дышал. Голова Фродо покоилась у него на коленях, одна рука Сэма лежала на белом лбу Фродо, вторую он положил хозяину на грудь. Лица их были спокойны.

Голлум посмотрел на них. Странное выражение промелькнуло на его худом, голодном лице. Свет в его глазах погас, и они стали тусклыми и серыми, старыми и усталыми. Он дернулся, казалось, от боли, потом отвернулся и посмотрел на тропу, тряся головой так, будто спорил сам с собой. Затем, медленно протянув дрожащую руку, очень осторожно коснулся колена Фродо — и это прикосновение было почти лаской. На краткое мгновение, если бы один из спящих мог увидеть это, то подумал бы, что видит старого, усталого хоббита, сморщенного от бесчисленных лет, которые унесли его далеко от его времени, от друзей и родственников, от полей и ручьев его юности, — старое, жалкое и измученное существо.

От этого прикосновения Фродо пошевелился и негромко вскрикнул во сне. Мгновенно проснулся Сэм. Первое, что он увидел перед собой, был Голлум, трогающий хозяина.

— Эй, ты! — грубо сказал Сэм. — Чего тебе надо?