Две крепости

— В конце концов энты очень быстро приняли решение, верно? — заговорил Пиппин спустя некоторое время, когда в пении наступила пауза и слышны были только ритмичные удары рук и ног.

— Быстро? — переспросил Древобородый. — Хум! Да! Действительно. Быстрее, чем я от них ожидал. Я уже много лет не видел, чтобы они так просыпались. Мы, энты, не любим просыпаться, и мы никогда не поднимаемся, если не уверены, что наши деревья и наша жизнь в опасности. Такого не случалось в нашем лесу со времен войны Саурона с людьми Моря. Это злые дела орков, жестокая вырубка — рарум — даже без использования древесины для поддержания огня так разгневали нас. И предательство соседа, который должен был помочь нам. Волшебникам следовало бы знать нас. В эльфийском, энтском или человеческом языках нет достаточных проклятий для такого предательства. Долой Сарумана!

— Вы на самом деле разрушите двери Исенгарда? — спросил Мерри.

— Хм, хум, хо, мы можем! Вы, наверное, не догадываетесь, как мы сильны. Может, вы слышали о троллях? Они очень сильны. Но тролли — это только жалкая подделка, изготовленная Врагом в период Великой Тьмы в насмешку над энтами, как орки — исковерканное подобие эльфов. Мы сильнее троллей. Мы сделаны из костей земли. Мы можем раскалывать камень, как корни деревьев, только быстрее, гораздо быстрее, если наша воля пробудилась! Если нас не срубят, не сожгут или не уничтожат колдовством, мы расколем Исенгард на куски, превратим его стены в груду булыжников.

— Но Саруман попытается остановить вас.

— Хм, хум, да, конечно. Я не забыл об этом. Я давно думаю об этом. Но, видите ли, большинство энтов моложе меня на множество жизней деревьев. Они все поднялись и все хотят одного — уничтожить Исенгард. Но скоро они начнут остывать, вечером, когда мы попьем. Мы будем испытывать жажду. Но пока пусть маршируют и поют. Нам предстоит большой путь, и будет еще время подумать. С чего-то нужно начать.

Некоторое время Древобородый шел, распевая вместе с остальными. Но потом он перешел на бормотание и вскоре совсем замолчал. Пиппин видел, что лоб его наморщен. И наконец Древобородый поднял голову, и Пиппин увидел, что взгляд его печален, но не несчастен. В нем светился огонек, как будто зеленое пламя коснулось глубины его мыслей.

— Очень вероятно, друзья мои, — медленно сказал он, — очень вероятно, что мы движемся к своей судьбе — последний марш энтов. Но если мы останемся дома и ничего не будем делать, судьба все равно рано или поздно отыщет нас. Эта мысль давно зрела в нас — вот почему сейчас мы идем. Это не поспешное решение. По крайней мере, последний марш энтов достоин песни. Ах! — вздохнул он. — Мы поможем другим народам, прежде чем исчезнем. Но мне так хочется, чтобы песни об энтских женах оказались правдивыми. Мне очень хочется вновь увидеть Фимбретиль. Но песни, мои друзья, подобно деревьям, приносят плоды лишь в свое время и своим особым способом, а иногда безвременно увядают.

Энты продолжали идти большими шагами. Они опустились в длинную лощину и двинулись на юг. Постепенно начался подъем на высокий западный хребет. Леса остались позади, встречались лишь отдельные группы берез, потом начались голые скалы с одинокими кривыми соснами. Солнце село за темный холм, возвышающийся впереди. Смеркалось.

Пиппин оглянулся. Энтов стало заметно больше — или что-то другое случилось? Там, где были голые склоны, по которым они только что проходили, теперь выросли деревья. Но они двигались! Возможно ли, чтобы проснулся весь лес Фангорн и теперь двинулся на войну? Пиппин протер глаза, отгоняя сон, но большие серые тени продолжали двигаться вперед. Слышался шепот, похожий на шум множества ветвей. Энты теперь приближались к вершине хребта, пение прекратилось. Опускалась ночь и вместе с ней тишина: ничего не было слышно, кроме слабого дрожания земли под ногами энтов и шепота множества листьев. Наконец они остановились на вершине и посмотрели в темную яму — глубокое ущелье в горах, Нан-Гурунир, долину Сарумана.

— Ночь легла на Исенгард, — сказал Древобородый.

Глава V Белый Всадник

Я промерз до костей, — сказал Гимли, хлопая в ладоши и топая ногами.

Наконец наступил день. На рассвете товарищи позавтракали чем могли. Теперь, в нарастающем свете дня, они готовы были осматривать землю в поисках хоббитских следов.

— И не забудьте старика! — напомнил Гимли. — Я был бы счастлив увидеть отпечатки его ног.

— Почему это сделало бы вас счастливым? — полюбопытствовал Леголас.

— Потому что старик, чьи ноги оставляют следы, по крайней мере не хуже того, чем он нам кажется, — глубокомысленно изрек на это гном.

— Может быть, — сказал эльф, — но даже тяжелые башмаки могут не оставлять здесь следов — трава глубокая и упругая.

— Рейнджера это не собьет с толку, — заметил Гимли, — для Арагорна достаточно согнутого стебелька травы. Но я не думаю, чтобы он отыскал след. Мы видели ночью злое привидение Сарумана. Я и теперь, при свете дня, уверен в этом. Его глаза следят за нами из Фангорна, может, даже прямо сейчас.