Две крепости

Они ехали в лучах заходящего солнца, ехали в сумерках и в ночной тьме. И когда наконец остановились и спешились, даже Арагорн выглядел усталым. Гэндалф позволил отдохнуть лишь несколько часов. Леголас и Гимли спали, Арагорн лежал на спине, вытянувшись во весь рост, а Гэндалф стоял, опираясь на посох, и глядел во тьму то на восток, то на запад. Все было тихо, ни малейшего признака жизни. Когда поднялись и отправились дальше, небо затянули длинные облака, подгоняемые свежим ветром. Холодный лунный свет позволял передвигаться так же быстро, как днем.

Часы таяли, а друзья все продолжали скачку. Гимли задремал и упал бы с лошади, если бы Гэндалф не подхватил его, разбудив. Хасуфель и Арод, усталые, но несгибаемые, следовали за своим неутомимым предводителем, чья серая тень летела впереди. Миля за милей. Луна на западе скрылась в облаках.

Похолодало. Тьму на востоке медленно теснил несмелый рассвет. Слева вдали, над черными стенами Эмин-Муила, поднимались столбы красного света. Наконец по небу развернулась заря, яркая и чистая. Ветер дул порывами вдоль дороги, прижимая траву к земле. Внезапно Обгоняющий Тень остановился и заржал. Гимли указал вперед.

— Смотрите! — воскликнул он, и путники устало подняли глаза.

Впереди возвышались южные горы, увенчанные белыми снегами. Холмы, поросшие травой, поднимались и опускались в туманные темные долы, не тронутые утренним светом. Именно туда, в сердце гор, лежал их путь. Прямо перед ними среди склонов простиралась долина. Посреди нее стоял высокий холм и еще два — у входа, как часовые. В ногах у всадников серебряной нитью извивался ручей. Показались первые лучи солнца.

— Говорите, Леголас! — попросил Гэндалф. — Расскажите, что видите впереди!

Леголас посмотрел, прикрывая глаза от восходящего солнца.

— Я вижу белый ручей, вытекающий из снегов, — сказал он. — Там, где он выходит из тени долины, возвышается на востоке зеленый холм. Ров, мощная стена и колючая изгородь окружают его. За стеной — крыши домов. В центре на зеленой террасе стоит большой дворец. Похоже, крыша у него золоченая. Ее блеск озаряет всю землю. Столбы у входа во дворец тоже золотые. Там стоят люди в блестящих кольчугах, а остальные внутри двора.

— Эдорасом называется этот двор, — пояснил Гэндалф, — а Золотой зал — это Медусельд. Там живет Теоден, сын Тенгела, король Марки. Мы приближаемся с началом дня. Ясная дорога лежит перед нами. Но ехать нужно осторожно: приближается война и рохирримы, повелители лошадей, не спят, даже если так кажется издали. Не обнажайте оружия, не говорите высокомерных слов, пока мы не окажемся перед троном Теодена.

Утро было ясное, пели птицы, когда путники подъехали к ручью. Он быстро бежал по равнине к подножию холмов и, обогнув их широкой петлей, устремлялся навстречу Энтвошу. Земля зеленела, по влажным лугам и травянистым берегам ручья шумели ивы. Через ручей вел брод, подходы к которому были утоптаны лошадьми. Путники миновали его и оказались на ведущей вверх широкой дороге.

У подножия холма, окруженного стеной, они вошли в тень высоких зеленых курганов. На их западных склонах трава была белой, будто заснеженной, а в ней светилось бесчисленное множество маленьких цветов.

— Смотрите! — показал Гэндалф. — Как прекрасны и ярки глаза травы. Симбелмин, то есть вечные, называют их, потому что они цветут круглый год и растут в местах, где лежат мертвые люди. Мы пришли к великим могилам, в которых покоятся предки Теодена.

— Семь слева и девять справа, — подсчитал Арагорн. — Много поколений сменилось с тех пор, как был построен Золотой зал.

— Пятьсот раз с тех пор опадали красные листья в Мерквуде, где мы живем, — сказал Леголас, — хотя для нас это малый промежуток времени.

— Но для всадников Марки это великий срок, — сказал Арагорн, — для них рассказы о строительстве дворца — легенда, мерцающая в тумане времен. Теперь они называют эту землю своим домом, своей собственностью, и язык их изменился и отличается от языка их северных родственников.

Он тихим голосом завел песню на языке, незнакомом эльфам и гномам, но они внимательно слушали, околдованные суровым напевом.

— Вероятно, это язык рохирримов, — предположил Леголас, — он похож на эту землю: богатый и раздольный, но вместе твердый и строгий, как горы. Я не понимаю слов, чувствую только печаль, свойственную смертным людям.

— Не знаю, насколько точно мне удалось перевести, — сказал Арагорн, — но на вестроне это могло бы звучать так.