Палантир
Солнце опускалось за длинный западный отрог гор, когда Гэндалф со своими товарищами и король со всадниками Рохана выехали из Исенгарда. Гэндалф посадил перед собой Мерри, а Арагорн — Пиппина. Два королевских воина поскакали вперед и быстро скрылись из виду. Остальные ехали не спеша.
Энты торжественными рядами, как статуи, стояли у ворот, подняв свои длинные руки и не издавая ни звука. Проехав немного по извилистой дороге, Мерри и Пиппин оглянулись. Небо все еще было светлым, но длинные тени протянулись через Исенгард, серые развалины погрузились во тьму. Виден был один лишь Древобородый, издалека похожий на пень исполинского дерева. Хоббиты вспомнили свою первую встречу с ним далеко отсюда, на краю леса Фангорн.
Они подъехали к столбу с белой рукой. Столб стоял по-прежнему, но рука была сброшена и разбита на мелкие куски. Прямо посреди дороги лежал указательный палец: ноготь его, ранее красный, почернел.
— Энты уделили внимание даже мелочам, — сказал Гэндалф.
Они поехали дальше, и вечер опустился на долину.
— Мы будем ехать всю ночь, Гэндалф? — спросил Мерри спустя некоторое время. — Не знаю, как вы чувствуете себя, когда за вас цепляется мелкий сброд. Но сброд устал и, перестав цепляться, был бы рад полежать.
— Значит, ты слышал это? — спросил Гэндалф. — Не переживай. Будь доволен, что другие слова не были нацелены в тебя. Он хорошо разглядел вас. Если тебя это утешит, могу сказать, что ты и Пиппин занимаете его мысли больше, чем кто-либо другой. Кто вы, как вы оказались здесь и почему, что вы знаете, были ли вы захвачены и, если это так, каким образом спаслись, если все орки погибли, — именно эти маленькие загадки беспокоят великий ум Сарумана. Можете даже считать это комплиментом, Мериадок. И можете почитать за честь, что он задумался о вас.
— Благодарю, — ответил Мерри. — Но гораздо большая честь — цепляться за ваш хвост, Гэндалф. Хотя бы потому, что в этой позиции можно задать вопрос вторично, если в первый раз не получишь ответа. Мы будем так ехать всю ночь?
Гэндалф засмеялся:
— Неукротимый хоббит! Каждому волшебнику надо бы присматривать за парочкой хоббитов, чтобы думать над своими словами и правильно выражать мысли. Прошу прощения. Надо уделять внимание даже таким мелким проблемам. Мы будем ехать несколько часов не спеша, пока не достигнем края долины. Завтра поедем быстрее.
Сперва мы думали двигаться прямо из Исенгарда по равнинам в королевский дом в Эдорасе. Поездка потребовала бы нескольких дней. Но потом мы изменили план и послали вестников в Пропасть Хельма. Они предупредят, что король вернется завтра. Оттуда он со множеством воинов направится по горной тропе в Данхэрроу. Отныне, по возможности, никто не будет передвигаться по равнинам открыто ни ночью, ни днем.
— Или помощь вдвойне, или ничего — вот ваш обычай! — сказал Мерри. — Боюсь, что нас не ждет постель этой ночью. Где Пропасть Хельма и что это такое? Я ничего не знаю об этой стране.
— Тогда вам нужно узнать кое-что, если вы хотите понять, что произошло. Но не теперь и не от меня: мне нужно подумать о более важных вещах.
— Хорошо, я перехвачу Скорохода у лагерного костра: он менее раздражителен. Но к чему вся эта таинственность? Я думал, что мы выиграли битву.
— Да, мы выиграли, но это лишь первая победа, и она увеличила опасность, нависшую над нами. Существует какая-то связь между Исенгардом и Мордором, которую я пока еще не обнаружил. Не знаю, как они обмениваются новостями, но они это делают. Я думаю, Глаз Барад-Дура нетерпеливо смотрит на Долину Колдуна и Рохан. Чем меньше он увидит, тем лучше.
Дорога медленно тянулась, спускаясь извилистой лентой по долине. Исен бежал то вдалеке, то совсем близко в своем каменистом русле. С гор надвинулась ночь. Туман рассеялся. Подул холодный ветер. Почти полная луна залила восточную часть неба бледным холодным светом. Горные отроги справа постепенно превратились в голые холмы. Перед всадниками открылась широкая равнина.
Свернув с дороги, отряд выехал на место, покрытое мягкой травой. Остановились, проехав милю на запад и попав в небольшую лощину. Она протянулась на юг, переходя в склон Дол-Барана — поросшего вереском последнего в северном отроге холма. Края лощины скрывал прошлогодний папоротник, но кое-где в его зарослях сквозь сладко пахнущую почву пробивались свежие листья. На низких склонах росли густые колючие кусты. Под их прикрытием за два часа до полуночи путники устроили лагерь, развели костер в углублении меж корней большого куста боярышника, высокого, как дерево, искривленного старостью, но крепкого и здорового. На каждой его веточке набухли почки.
Решили дежурить по двое. После ужина все, кроме часовых, завернувшись в плащи и одеяла, уснули. Хоббиты устроились в сторонке, в зарослях старого папоротника. Мерри уже засыпал, но у Пиппина сна не было ни в одном глазу. Папоротник трещал и шуршал, когда он вертелся и копошился.
— В чем дело? — рассердился Мерри. — На муравейник ты лег, что ли?