— Быть очень, очень хорошим, — сказал Голлум. Потом подполз к ногам Фродо и распростерся перед ним, хрипло шепча. По его телу пробежала дрожь, как будто каждое слово до самых костей пронизало его страхом. — Смеагол поклянется никогда, никогда не позволять Ему овладеть им. Никогда. Смеагол поможет, Смеагол спасет. Но он должен поклясться на бесценности.
— Нет, не на ней, — сказал Фродо, глядя на него с жалостью. — Ты хочешь увидеть и, если удастся, притронуться к нему, хотя и знаешь, что оно сведет тебя с ума. Не на нем. Поклянись им, если хочешь, потому что теперь ты знаешь, где оно. Да, ты знаешь, Смеагол. Оно перед тобой.
На мгновение Сэму показалось, что его хозяин вырос, а Голлум съежился: высокая, строгая тень, могучий повелитель, скрывающий свою силу под серым одеянием, и у ног его маленький скулящий пес. Но эти двое были в чем-то подобны и не чужды друг другу. Голлум поднялся и попытался схватить Фродо руками, ласкаясь к нему.
— На колени! На колени! И подтверди свое обещание!
— Мы обещаем, да, мы обещаем! — сказал Голлум. — Я буду служить хозяину бесценности. Хороший хозяин, хороший Смеагол... Голлум, голлум!
Неожиданно он опять принялся плакать и кусать веревку.
— Развяжи его, Сэм! — сказал Фродо.
Сэм неохотно повиновался. Голлум немедленно встал и начал приплясывать вокруг, как побитая дворняжка, которую приласкал хозяин. С этой минуты в нем произошла заметная перемена. Он меньше свистел и хныкал и говорил со своими спутниками прямо, не обращаясь всякий раз к «своей прелести». Он раболепствовал и вздрагивал, если они подходили к нему или делали резкое движение, и избегал прикосновения эльфийских плащей. Но он был настроен дружелюбно и очень хотел услужить, хихикал и подпрыгивал при каждой шутке, если Фродо ласково говорил с ним, и плакал, если Фродо упрекал его. А Сэм мало разговаривал с Голлумом. Он подозревал его больше, чем раньше, и, если это возможно, новый Голлум — Смеагол — нравился ему еще меньше, чем старый.
— Ну, Голлум, или как вас теперь называть, — сказал Сэм, — вперед! Луна зашла, и ночь проходит. Нам пора в путь.
— Да, да, — согласился Голлум. — Мы идем! Есть только один путь с севера на юг. Я нашел его. Орки его не используют, они не знают его. Орки не ходят через болота, они их обходят кругом за многие мили. К счастью, вы нашли Смеагола, да! Следуйте за Смеаголом.
Он сделал несколько шагов и вопросительного оглянулся, как собака, приглашающая хозяина на прогулку.
— Погодите немного, Голлум! — воскликнул Сэм. — Не очень удаляйтесь! Я пойду у вас в хвосте и буду держать в руке веревку.
— Нет, нет! — сказал Голлум. — Смеагол же обещал.
Глубокой ночью под холодными яркими звездами они выступили и путь. Голлум повел их назад, на север, по пути, которым они пришли, потом повернул вправо от крутого обрыва Эмин-Муила, вниз по каменистому склону, к болотам. Путники быстро растворились во тьме. Над всем обширным пространством до ворот Мордора воцарилась черная тишина.
Переход через болота
Голлум двигался быстро, вытягивая вперед голову и шею, часто используя при ходьбе руки. Фродо и Сэм с трудом поспевали за ним. Но он, по-видимому, больше не думал о бегстве и, если они отставали, поворачивался и ждал их. Через некоторое время он привел их на край узкого ущелья, которое они преодолевали раньше. На этот раз они были дальше от холмов.
— Вот! — воскликнул он. — Здесь путь вниз, по нему мы пойдем. Туда, туда! — Он указал на юго-восток через болота.
Болотные испарения, тяжелые и отвратительные даже в холодном ночном воздухе, ударили им в ноздри.
Голлум бегал взад и вперед по краю ущелья, наконец он подозвал их:
— Тут! Мы можем спуститься. Смеагол однажды проходил этим путем, я проходил вот здесь, прячась от орков.
Он пошел впереди, и хоббиты спустились за ним в полутьму. Спускаться было нетрудно, потому что ущелье здесь было всего около пятнадцати футов в глубину и двенадцати в ширину. По дну журчала вода: в действительности ущелье было руслом одной из многих речек, что сбегали с холмов и питали стоячие болота внизу. Голлум повернул направо, придерживаясь южного направления, послышался плеск его плоских ступней в ручье. Казалось, вода доставляет ему радость — он хихикал и иногда даже напевал что-то вроде песни:
— Ха, ха! Чего ж нам охота? — прохрипел он, искоса поглядывая на хоббитов. — Мы вам растолкуем. Да он уж, верно, догадался... Бэггинс догадался...
Глаза его сверкнули, и Сэм, уловивший их блеск в темноте, решил, что приятного в нем мало. Между тем Голлум снова забормотал нараспев: