Две крепости

Фродо так устал, что не успел проговорить эти слова, как голова его упала на грудь и он уснул. Голлум, казалось, больше не боялся. Он свернулся калачиком и тоже быстро уснул. И вскоре его дыхание уже с тихим хрипом размеренно вырывалось сквозь сжатые зубы. Лежал он неподвижно, как камень. Через некоторое время, боясь, что он уснет, если и дальше станет прислушиваться к дыханию своих спутников, Сэм встал и тихонько притронулся к Голлуму. Руки Голлума разжались и задергались, но он не сделал других движений. Сэм наклонился и у самого его уха произнес: «Рыба». Ответа не было, и даже дыхание Голлума не изменилось.

Сэм почесал затылок.

— Должно быть, на самом деле спит, — пробормотал он. — И если бы я был подобен Голлуму, он никогда бы не проснулся.

Сэм отогнал мысли о мече и о веревке, встал и перешел к хозяину.

Когда он проснулся, небо над головой было тусклым, темнее, чем когда они завтракали. Сэм вскочил на ноги. Во многом благодаря сильному чувству голода, он понял, что проспал весь день, не менее девяти часов подряд. Фродо спал, лежа на боку. Голлума не было видно. Многочисленные подходящие названия для себя, заимствованные из обширного отцовского репертуара, пришли Сэму в голову. Потом он сообразил, что хозяин его прав: во всяком случае, сейчас им не надо было караулить. Оба они живы и невредимы.

— Бедняга! — сказал он с сожалением. — Интересно, куда он подевался.

— Недалеко, недалеко! — раздался голос над ним.

Сэм поднял голову и увидел на фоне вечернего неба большую голову и уши Голлума.

— Смеагол хочет есть, — сказал Голлум. — Он скоро вернется.

— Возвращайся немедленно! — закричал Сэм Голлуму. — Эй! Давай назад!

От крика Сэма Фродо проснулся и сел, протирая глаза.

— Привет! — сказал он. — Что случилось? Который час?

— Не знаю, — ответил Сэм. — Солнце уже закатилось, мне кажется. И он ушел. Сказал, что голоден.

— Не волнуйся! — успокоил его Фродо. — Тут уж ничем не поможешь. Но он вернется, вот увидишь. Обещание удержит его. И уж во всяком случае, он не захочет оставлять свою бесценность.

Фродо обрадовался, узнав, что они несколько часов спали рядом с Голлумом, с очень голодным Голлумом.

— Не думай о прозвищах, которые дал бы твой старик, — сказал он, — ты слишком устал, а обернулось это хорошо: мы оба отдохнули. Впереди у нас очень трудная дорога.

— Насчет еды, — сказал Сэм. — Долго ли нам придется выполнять нашу работу? А когда мы ее выполним, что тогда? Этот путевой хлеб отлично держит на ногах, хотя и не вполне удовлетворяет, — вы меня понимаете. Но есть нужно каждый день, а его запасы у нас, понятно, не растут. Я думаю, хватит его еще недели на три, да и то придется туго затянуть пояса. А там и вовсе ничего не будет.

— Не знаю, как долго нам придется идти до... до конца, — сказал Фродо. — Слишком мы задержались в холмах. Но, Сэмвайс Гэмджи, мой дорогой хоббит, мой лучший друг, я уверен, что нам не стоит думать о том, что будет после окончания нашей работы. Выполнить работу — есть ли у нас надежда на это? А если и есть, кто знает, что нас ждет потом? Если Оно отправится в Огонь и мы будем поблизости? Я спрашиваю тебя, Сэм, понадобится ли нам снова хлеб? Думаю, что нет. Если нам удастся живыми добраться до Горы Судьбы, это будет все, на что мы способны. Но боюсь, даже это превыше наших сил.

Сэм молча кивнул. Он взял руку хозяина и наклонился над ней. Не поцеловал, хотя на нее упали его слезы. Потом отвернулся, вытер нос рукавом, встал, принялся ходить вокруг, пытаясь насвистывать, и наконец с усилием выговорил:

— Где этот проклятый Голлум?

Голлум появился очень скоро, но передвигался так тихо, что хоббиты ничего не услышали, пока он не встал перед ними. Его пальцы и лицо были вымазаны тиной и грязью. Он что-то жевал, облизываясь. Они не спросили, что он жует, да и не хотели об этом думать.

«Черви, жуки или что-нибудь скользкое из нор, — подумал Сэм. — Брр! Отвратительное существо! Бедняга!»

Голлум ничего не говорил, пока не напился и не умылся в ручье. Потом подошел, облизывая губы.

— Теперь лучше, — сказал он. — Отдохнули? Готовы идти? Хорошие хоббиты, они прекрасно выспались. Поверили Смеаголу? Очень, очень хорошо.

Следующий этап путешествия почти ничем не отличался от предыдущего. Они шли по ущелью, которое становилось все мельче, а склоны его — более пологими. Дно сделалось менее каменистым, появилась живая почва, а края постепенно превращались в два обычных речных берега. Ущелье стало извилистым. Ночь подходила к концу, но луна и звезды скрывались за облаками, и путники догадывались о приближении дня только по слабо забрезжившему свету.

В холодный предрассветный час они подошли к устью ручья. Берега его превратились в поросшие мхом возвышения. Ручей журчал у последнего каменистого выступа и терялся в коричневом болоте. Сухие тростники шумели и шуршали, хотя путники и не чувствовали ветра.