Фродо дивясь глядел на этот чудесный дар, который так долго носил с собой, не подозревая о его силе и могуществе. Он редко вспоминал о нем в дороге, пока они не пришли в долину Моргула, и ни разу не использовал из страха перед его разоблачительным свечением.
Но в Средиземье есть и другие силы, силы ночи, древние и могущественные. И Она, Та, Что Бродит Во Тьме, услышала эльфийский возглас, дошедший из глубины времен, и не пропустила его мимо ушей, и он не устрашил ее. Едва Фродо произнес непонятные слова, как почувствовал направленную на него чью-то безмерную злобу, чье-то губительное пристальное внимание. Он увидел неподалеку, между собой и тем отверстием, которое они с трудом миновали, две большие грозди фасеточных глаз – надвигающаяся опасность наконец-то обрела облик. Сияние Звездного Зеркала раздробилось в тысячах фасеток и отразилось от них, но сквозь его блеск пробился разгорающийся внутри их бледный смертоносный огонь, пламя, зажженное в бездонной пучине зломыслия. Чудовищными и омерзительными были эти глаза, звериные и в то же время полные мысли; в них светилась отвратительная радость хищника, загнавшего добычу в тупик, откуда уже не спастись.
Фродо и Сэм, оторопев от ужаса, начали медленно отступать, не в силах оторвать взгляд от этих страшных, неподвижных, злобных глаз, но едва они попятились, как глаза начали приближаться. Рука Фродо дрогнула, фиал медленно опустился. И внезапно, освободившись от цепенящих чар, чтобы в тщетной панике отбежать на потеху Глазам, хоббиты развернулись и кинулись наутек. Но, оглянувшись, Фродо с ужасом отметил, что Глаза прыжками движутся следом. Его, точно облако, окутал запах смерти.
— Стой! Стой! — отчаянно закричал он. — Бежать бесполезно.
Глаза медленно подползали.
— Галадриель! — закричал Фродо и, собрав все свое мужество, вновь поднял фиал. Глаза остановились. На мгновение внимание их рассеялось, как будто их обладателя смутила тень сомнения. Тут сердце Фродо воспламенилось, и, не задумываясь о том, что делает, глупость это, отчаяние или храбрость, хоббит переложил фиал в левую руку, а правой выхватил меч. Жало вспыхнул, острый эльфийский клинок заискрился серебром, но края его переливались голубым огнем. Тогда, держа фиал над головой, а блестящий меч перед собой, Фродо, хоббит из Шира, пошел навстречу Глазам.
Те дрогнули. С приближением света в них возникло сомнение. Один за другим они потускнели и медленно начали отступать. Никогда еще их не опаляла такая губительная яркость. Подземелье надежно укрывало их от солнца, луны и звезд, но теперь звезда спустилась в самые недра земли. Она упрямо приближалась, и Глаза струсили. Один за другим они погасли, едва различимое во тьме огромное туловище развернулось и тяжело отступило в туннель. Глаза исчезли.
— Хозяин! Хозяин! — воскликнул Сэм. Он шел за Фродо, держа меч наготове. — Слава нам! Эльфы сложили бы про это песню, если б узнали! Эх, кабы дожить да рассказать им об этом и услышать их песню... Но не ходите дальше, хозяин! Не спускайтесь в логово! У нас остался единственный шанс. Давайте-ка выбираться из этой грязной норы!
И хоббиты повернули обратно и вначале пошли, а потом побежали, ибо пол туннеля круто поднимался и каждый шаг все выше возносил их над зловонием невидимого логова и сила возвращалась в их сердца и тела. И все же позади таилась ненависть Глазастой, на время ослепшей, но непобежденной и по-прежнему жаждущей смерти пришельцев. В лицо хоббитам подул холодный ветер. Отверстие – выход из туннеля – наконец-то оказался перед ними. Тяжело дыша, стремясь поскорее добраться до открытого места, они побежали вперед – и остановились, в изумлении попятившись. Выход был закрыт какой-то преградой, но не из камня – она казалась мягкой и податливой, однако на деле была прочной и непроницаемой; воздух просачивался сквозь нее, но не было видно ни проблеска света. Хоббиты вновь попытались прорваться, но отлетели назад.
Подняв повыше фиал, Фродо посмотрел вперед и увидел серую пелену, которую не могло пробить или озарить сияние звездного сосуда. Поперек туннеля была натянута громадная паутина, похожая на обычную, но куда более плотная и большая, и каждая паутинка была толщиной с веревку.
Сэм угрюмо рассмеялся. — Паутина! — фыркнул он. — И только-то? Паутина! Однако ну и паук! Вот тебе, вот!
И он в ярости принялся рубить паутину мечом, но нить, по которой пришелся удар, не порвалась. Она чуть прогнулась и сразу распрямилась, точно тугая тетива, развернув клинок и отбросив руку с мечом. Трижды Сэм ударял что было сил, и наконец одна-единственная из бесчисленного множества прядей лопнула и свилась, рассекая воздух. Один ее конец стегнул Сэма по руке, и хоббит, вскрикнув от боли, отступил и прижал руку к губам.