Две полоски для мажора

— Ну тогда не делай мозг ни себе ни людям. Тащи рыжую на аборт. Я вообще тебя не узнаю, Марк. Что происходит? Ты вернулся из своей Канады как пришибленный. Пить бросил, курить бросил. Что за адепт ЗОЖ? С девкой левой связался и ещё ребёнка ей заделал, а теперь как тряпка. Карина перед тобой пресмыкается. Да если бы передо мной такая ноги сама раздвигала, на хрен мне вообще кто нужен был. Ты идиот или как? Зачем тебе это все нужно? — Дэн грызет меня глазами и тонной неодобрения в них.

Чувствую себя нашкодившим мальчишкой, которого отчитывает строгий батя. Но спасибо, мне и своего воспитателя хватает. А еще эта скользкая тема с Канадой...

— Или как, — холодно бросаю Поляку и без дальнейших демагогий сажусь за руль.

Мне нечего сказать. Нечем оправдаться. Сам не знаю, зачем выезжаю с парковки клуба и топлю по трассе. Кажется, у меня раздвоение личности. Одна брыкается и упирается от всего происходящего, а другая - немножечко дебил.

Дорога от Ростова до дома Лики занимает чуть больше часа. Когда въезжаю в слабоосвещенный двор типичной панельной пятиэтажки, то вообще уже плохо понимаю, что я здесь делаю.

Время одиннадцать вечера. Мне ей звонить? Написать и попросить спуститься? Но мое ощущение, что я совершенно не готов к этой беременности, не изменилось. Тогда какого черта я здесь? Дальше то что?

А дальше, пока я медленно веду машину по вдоль дома, замечаю впереди девичью фигурку, переходящую мне дорогу. В свете подъездных фонарей нетрудно разглядеть рыжие локоны, выглядывающие из-под натянутого на макушку капюшона куртки. Меня слегка коробит то, что какого-то черта Лика шарахается так поздно по улице одна.

Понуро опустив голову, она медленно бредет к одному из подъездов. И я торможу у него же и как можно скорее выхожу из машины, пока Соболевская не исчезла за дверью.

— Лика... — хочу крикнуть, но голос предательски садится, превращаясь в нервный хрип.

Она так и застывает с поднятой рукой, тянущейся к домофону. И когда все же оборачивается, у меня сжимаются ребра.

Бледная и зареванная Соболевская рассматривает меня с откровенным страхом в глазах. Как будто перед ней не я, а призрак.

Я смотрю на Лику и понимаю, что сам же связываю себя по рукам и ногам. Не она, рыжая девочка с глазами-океанами, а я, приехав сюда.

Мать вашу. Поляк прав. Ну вот зачем мне все это нужно?

Кусаю сухие губы и пропускаю через пальцы свои волосы на макушке, устремляя взгляд ночное небо. Если сейчас бахнется на мир астероид, то я буду безумно рад. Это же так быстро решит все проблемы.

Но вслух произношу совершенно другое:

— Сядь в машину.

Лика не шевелится. Замерла хрупкой статуей у дверей подъезда. Все ее движения - это частое хлопанье ресниц.

— Садись, — повторяю я, но не заметив никакой реакции натянуто добавляю. — Пожалуйста.

— Зачем? — Лика наконец отмирает.

В ответ я лишь вздыхаю. Если бы я сам знал зачем, то не ощущал бы себя сейчас так по-идиотски, стоя чуть ли не в смокинге у какой-то обшарпанной пятиэтажки.

— Ну. поговорим.

— О чем? — Рыжая словно прикипела к этому подъезду. И смотрит своими опухшими глазами так испытывающе.

— О нас. Мы же...

— Громов, ну какие мы? Мы просто с тобой переспали. А теперь все. У меня с тобой никаких «мы» и быть не может. — Лика кусает меня своим ядовитым взглядом.

И место укуса выбирает правильное. Болезненное. Кажется, только что что-то вгрызлось мне под ребра. Пять баллов, Соболевская! Так уместно вернуть мои же слова.

— Не выделывайся, — делаю шаг вперед, смотрю на нее в упор и говорю без всякого стеснения. — Я знаю, что твоя мама тянет тебя на аборт.

Лика изумленно хватает ртом воздух. Замечаю, как в зареванных глазах опять искрятся слезы. Но никакого допроса, откуда мне это известно не происходит. Ее взгляд просто бегает где-то вокруг меня, пока она все-таки не решается снова пересечься со мной глазами.

— А ты приехал, чтобы влить мне в уши, что это и есть самое правильное решение.

— Я не собираюсь тащить тебя на аборт.

— Зачем тогда приперся? — хмыкает Лика, ведя рыжими бровями.

— Не приперся, а бросил друзей в клубе и приехал.

— Божечки, — она театрально взмахивает руками. И я морщусь. Эта манерность ей абсолютно не идет. — Так это нимб у тебя над головой, а я-то думаю это так от уличного фонаря светло.

— А я вот думаю, — сцепив зубы, качаю головой и жму плечами, — что у тебя сейчас два выхода: вернуться домой и завтра тебя потащат на аборт, или ты садишься ко мне в машину.

Ехидно ухмыляющееся лицо рыжей меркнет. Лика напряженно поджимает губы и отводит взгляд в сторону.

— А тебе это зачем? — спрашивает с нервной дрожью в голосе.

И вот опять мы вернулись к тем же вопросам, на которые у меня нет ответа. Так и хочется просто ляпнуть тупое «за шкафом».

Но я вместо этого прохожу вдоль урчащего капота своего автомобиля и с однозначным пригласительным намёком открываю пассажирскую дверь.

— Садись, — чувствую себя попугаем, повторяя это уже который раз за прошедшие пять минут встречи.