Две полоски для мажора

— Папа. — хочу вмешаться, но одним жестом, он заставляет меня заткнуться.

— Я никуда не пойду, — Лика машет головой, со страхом косясь на амбала по имени Коля.

— Пойдёшь, — уверенно кивает отец. — Тебе свежий воздух не повредит. Это полезно. Тем более здесь за домом шикарный парк. А мне надо поговорить с сыном наедине. Буквально на полчаса.

Лика переводит взгляд уже на меня. Хлопает ресницами, словно просит сделать хоть что-нибудь. А что я? Я лишь слышу собственный пульс в ушах, успевший взлететь уже до небес. Спорить с отцом самое непривлекательное решение. Тем более сейчас.

Прочищаю горло и проговариваю очень настойчиво.

— Сделай, как просят.

— Марк, — она широко распахивает глаза, заполняя их искренним непониманием, — да с чего вдруг? Ты что? — Рыжая косится на хмурого Коляна и понижает голос. — Специально привёз меня к себе, чтобы потом вот этот затащил меня на...

— Никаких абортов не будет, — отец жёстко обрывает причитания Лики. — Я просто прошу тебя ненадолго оставить меня с сыном тет-а-тет.

Несколько секунд я и рыжая обмениваемся эмоциями во взглядах. Вижу в ее глазах панику, смешанную с негодованием. А я же пытаюсь максимально не выдавать того, что сам тупо на измене. Смотрю на Соболевскую в упор, мысленно посылая ей импульсы: иди.

Она сдаётся. Сжав бледные губы, срывается с места в сторону ванной, попутно прихватывая свою одежду, сложенную на напольной вешалке у кровати. А через пару минут ее рыжеволосая макушка исчезает в прихожей под конвоем Коли и Толика.

Как только захлопывается входная дверь, отец отодвигает допитый кофе и устремляет на меня прожигающий взгляд.

И я знаю, что последует за этим. Либо жесткое пропесочивание, либо допрос. За эти несколько лет, что живу с ним, уже научился его предугадывать.

Но сейчас умудряюсь вставить слово первым:

— Как ты узнал о беременности?

— Тебя видели возле отделения гинекологии в городской больнице. Доложили. Я попросил навести справки, зачем ходил и к кому. Узнал. Слегка поседел даже, — спокойно поясняет отец.

Прячу лицо в ладонях, тихо и нервно посмеиваясь. Черт! Ну и как это назвать, если не «быть под колпаком?»

— Есть ли хоть какая-то вероятность, что этот ребёнок не твой? — теперь время вопросов наступает у папы.

Убираю руки от своего лица, роняю их на колени, резко откидываюсь спиной на стул и выдыхаю ответ, не раздумывая.

— Нет.

— Уверен?

^{— Да}.

— Тогда разговор с тобой будет короткий. Завтра собираешь документы и ведёшь девочку в загс.

Обалдело таращусь на своего родителя. На его непроницаемое лицо, напряженный взгляд и абсолютно серьёзный посыл в глазах. Но слова отца отскакивают от моего разума моментально.

— Какой загс? Пап, ты чего? — хриплю в ответ.

— В тот, в котором тебе выдадут свидетельство о браке. Ты женишься, Марк, — отчеканивает он.

Я плохо перевариваю его слова, а уголки моих губ глупо тянутся вверх:

— Ты серьёзно? Просто это ни фига не смешно.

Отец подаётся торсом вперед, складывает руки на стол, а потом вопросительно ведёт бровями:

— А ты видишь, что я смеюсь?

Не вижу. Ни мне, ни ему и близко не смешно, но слова и реакция отца обескураживают до полнейшей путаницы в мыслях.

— Я не планировал жениться, — хриплю не своим голосом. — Думал помогать деньгами... с квартирой...

И это действительно так. И плевать, что мысль об этом пришла буквально только что. Прямо во время этого разговора.

Но резкий удар отцовского кулака по столу и жалобный «дзынь» кофейной чашки - и я захлопываю рот.

— Ты вообще ничего не понимаешь, Марк? Не хочу и не буду разбираться, что и как ты планировал, — сквозь зубы шипит отец. — Но эта беременность - повод журналюгам раздуть очередной скандал вокруг нас. Мне не нужны заголовки перед моей предвыборной кампанией, что мой сын обрюхатил провинциалку и слинял восвояси. Мне нужно получить кресло губернатора максимально тихо.

— Лика не станет ничего выносить на публику! Она не такая.

— Она-то может и не такая, а вот крысы, активно роющие под меня, именно такие. Хватит думать мозгами в штанах. Если копнуть здесь и сейчас, то нет никаких гарантий, что не вылезет твоя прошлая шалость, — отец срывается со стула, начиная мерить шагами пространство от стола вдоль всей кухни. — Я же сказал. Разговор короткий. Ты женишься на этой девочке. Все должно быть кристально чисто.

Растерянно слежу за широкой спиной отца в кипенно-белой рубашке, мелькающей как маятник перед глазами. Охренеть. Я ожидал любой реакции. Дикий ор, что я в очередной раз оказался косяком или настойчивые разговоры об аборте, но точно не хладнокровное «женись». Это, блин, чистый абсурд же!

— А если я не хочу? — не глядя на отца, решаюсь высказать, что вертится у меня на языке.

Слышу, как его тяжелые шаги приближаются к столу. Боковым зрением вижу, что папа опирается руками о его край и нависает над ним двухметровой скалой: