Успеваю лишь поморщиться от холодного липкого геля, который врач активно размазывает датчиком УЗИ, как дверь в кабинет распахивается.
— На ресепшен спрашивают, где доку... — Марк делает уверенный шаг вперед, но застывает на пороге, когда его взгляд замирает на моем оголенном животе.
Мне тут же хочется натянуть ткань футболки обратно. Скрыть каждый миллиметр самой уязвимой части своего тела. И если бы не присутствие врача, то сделала именно это. Но лишь терпеливо цежу:
— Выйди, пожалуйста.
— Будущий папа нам здесь совсем не помешает, — на позитиве заявляет врач, видимо, не поняв смысл моей просьбы. — Марк Викторович, заходите, — он радушно выписывает Громову приглашение, продолжая водить датчиком по моему животу и внимать происходящему на экране аппарата УЗИ.
Несколько секунд я и Марк тараним друг друга взглядами. И мне очень хочется вытолкнуть этого двухметрового папашку в смешном худи с Микки Маусом и модных потертых джинсах далеко за дверь.
Не знаю, что заставляет его все же шагнуть в полумрак кабинета.
Я не хочу, чтобы Марк был здесь. Его присутствие - не самое безэмоциональное событие. Мне хватило ночи, проведенной в постели, где все пропитано парфюмом Громова.
Мираж, что он здесь, рядом, но стоило открыть глаза... Я думала, рехнусь.
Сколько мне вообще нужно времени, чтобы не смотреть, не вспоминать и заменить все на железобетонное равнодушие, а не просто удачно прятаться за этой маской.
Марк скромно присаживается на стул возле стены. Его растерянный взгляд снова падает на меня, распластавшуюся по кушетке, и я демонстративно отворачиваюсь. Что за дебильную показуху он решил устроить перед врачом?
Но быстро забываю обо всем и всех на свете, когда на мониторе УЗИ, среди черно-белой каши замечаю очертания крошечных ручек и ножек.
Врач медленно ведет по моему животу датчик и изображение на экране становится более четким. Голова. тело. Это крохотный человечек. Еще не совсем похожий на нас, но уже человек. Внутри меня полотном стелется безмерно нежное чувство трепета, затмевая все: звуки, голос доктора, проблемы. Так вот кто вытряхивает мой желудок по утрам и вечерам.
Улыбаясь, я не могу отвести глаз от чуда на мониторе. Возвращаюсь в реальность, лишь когда малыш неожиданно группируется и резко дергает ножками и ручками, словно подпрыгивая на месте. И все это под испуганный хрип Марка.
— Он... двигается.
— Конечно, — смеется доктор, — ещё как. Правда наша мамочка пока этого не чувствует.
— Датчик плавно перемещается куда-то ниже по животу, а на экране крупным кадром
появляется что-то очень похожее на ладошку. — А ну-ка, папа, считай сколько пальчиков?
Я не выдерживаю. Перевожу взгляд на Марка, и улыбка моя меркнет. Ни жив ни мертв. Каждая мышца на его лице напряжена, а широко распахнутые глаза, уставившись в монитор, сияют замешательством.
— Пять... — сдавленно выдает Марк, весьма шумно сглатывая.
От вида Громова, залипшего в экран УЗИ, мое сердце шатается где-то над обрывом. Ну просто изумительно занимательная арифметика!
Стискиваю зубы и заставляю смотреть себя в потолок. Мне неинтересно, что сейчас вертится в башке у Марка. Он от этих пяти пальчиков пару недель назад предлагал избавиться, а теперь сидит и рассматривает их, как придурок.
Оставшееся время УЗИ, я старательно не смотрю на Марка. Только когда врач даёт послушать бьющееся сердечко, снова прогибаюсь под собственным любопытством. Украдкой бросаю взгляд на Громова. Подперев затылком стену, он глазеет на монитор с каким-то уже отсутствующим лицом.
И с таким же лицом слушает наставление врача:
— Буду ругать вас, Марк Викторович. С малышом все хорошо, но вот наша мамочка немного истощена. На недельку мы оставим ее в клинике. Так что активнее окружайте вниманием, заботой.
И пока врач так искренне отчитывает пришибленное Марка, я чувствую себя в очень плохой комедии. Хочется смеяться, да не знаешь где.
С кабинета УЗИ мы оба выходим молча. Я держу в руках направление на ещё какие-то анализы и бумаги на оформление в стационар клиники. Замерев посреди длинного светлого коридора, растерянно смотрю на бумажки, не совсем понимая, как быть. Вряд ли пребывание здесь мне по карману.
— Иди оформляй документы, а я съезжу домой и привезу тебе вещи, — Марк первый подаёт голос.
— Это дорого. — бормочу я, поднимаю на него глаза.
И Громов все такой же не от мира сего. Взгляд блуждает где-то в пространстве коридора и губы уже истерзаны нервным покусыванием.
— О деньгах не беспокойся, — сухо произносит Марк. — Все будет оплачено.
Главное, чтобы. — он выдерживает паузу, прежде чем опять посмотреть на мой живот и тихо добавить, — чтобы с ребенком было все нормально.
Удивленно приподнимаю брови и не могу удержаться, чтобы не добавить немного яда в наш разговор.
— Не притворяйся в заинтересованности. Мы уже не в кабинете у врача.
Марк вздыхает. Уводит взгляд куда-то за меня и запихивает ладони в карманы джинсов.
— То есть в твоих глазах я вообще мразь, — холодно отрезает он.
— Я так не говорила.
— Ты так думаешь.
— Много чести думать о тебе, — фыркаю я.