Две повести о войне

Во время дневного привала поела кашу, извлеченную из карманов, проглотила две мармеладки. Покормила сына. Молока стало еще меньше. Еще больше защемило сердце. Кроха успокоилась, только отведав через тряпочку разжеванный ею хлебный мякиш и сладкой водички из остатка сахара. Отдохнув, снова пошла, часто останавливалась: быстро уставала. Сильно хотелось есть. Ближе к вечеру зашла в лес, углубилась, набрала грибов. Сварила, съела вместе с несколькими корочками хлеба. Несколько приглушила голод. Слава богу, хоть погода стояла теплая. Правда, днем идти было очень жарко. Но зато ночью не так холодно, хотя становилось уже прохладнее. Надев на себя все теплое и укрывшись одеялом, можно вполне сносно переночевать. Благо комаров стало заметно меньше. Но одолевали вши. Кормление сына перед сном прошло с такой же нервотрепкой: мальчик явно недоедал. Утешало, что буханка, точнее его мякиш, оставалась почти целой. В лесу было слышно, как с наступлением темноты оживала дорога. В ту и в другую стороны ехали грузовики. Порой доносился грохот танков.

Утром позавтракала остатками вчерашнего ужина из вареных грибов, съела несколько корочек и одну мармеладку. Вспомнила о двух немецких банках тушёнки, реквизированных особистом. Захотелось заплакать. Но надо было идти, и она снова пошла. Несколько раз пыталась остановить попутные грузовики. Бесполезно. Вечером собрала побольше грибов, чтобы хватило не только на ужин и завтрак, но и на обед. Днем голод ее просто одолевал. Стала быстро уставать, появилась одышка, чаще устраивала себе отдых. За поселком Царево-Займище встретилась ей небольшая речка. У встречного старика узнала, что название ей Сежа. Отойдя подальше от дороги, постирала все, что требовало стирки, повесила сушиться белье, искупала Мишку, помыла себя. Совершенно нагая, приспособив вязаную кофточку под невод, начала свой долгожданный рыбный промысел. Прочесала все ближайшее мелководье, многократно забрасывала свою ловушку, потратила уйму времени, но все-таки наловила несколько горстей пескарей и мальков. Нарвала крапивы. Поставила варить. Очень хотелось есть, даже голова закружилась. Ноги уже не держали ее. Упала на траву.

Сын стал плакать. Пришло время кормежки. Не было сил встать. Мишка поднял рев. Лицо стало мокрым от слез. Дала грудь. Мало. Снова плач. Положив его на одеяло, стараясь не обращать внимания на крики своего крохи, слила бульон в большую кастрюльку, чтобы он быстро остыл, затем налила в бутылочку с соской, дала малышу. Сначала он отплевывался, потом попробовал еще раз, другой и потянулся к новой для него еды. «Уху» чередовала с разжеванным хлебным мякишем. Успокоился. А сама она просто набросилась на варево из рыбной мелочевки и крапивы. Едва успевала выплевывать мельчайшую чешую и плавнички. А все остальное перемалывала своими молодыми крепкими зубами. Суп кончился. Голод остался. Не вытерпела, доела последние корочки. От буханки остался только мякиш – для сына.

Вечером поймала еще несколько горстей пескарей и мальков. Снова дала сыну бульона. Сама приложилась. Собрала высохшее белье. Снова принялась за рыбалку – на завтрак. Улов оказался небогатым: солнце уже зашло за горизонт, в лесу потемнело, рыбешки исчезли. Перед сном, засыпая, решала дилемму: остаться здесь на день – другой, чтобы подкормиться с речки, или двигаться дальше. Преимущества первого варианта были налицо, она сильно ослабла, надо было набраться сил. Но при этом она теряла время. Неизвестно, сколько еще идти до Можайска. А июль заканчивается. Август же – месяц такой: сегодня жарко, а завтра может похолодать, пойдут дожди, ночи станут холодными. Такой погоды при таких хилых харчах ей не выдержать. Нет, надо двигаться дальше. Может, еще где встретиться речка. И уже засыпая, вдруг вспомнила слова старухи, отказавшей ей в подаянии, ее последние слова «если бы что обменять.» Обменять! Что у нее может быть для обмена? Летняя кофточка в горошину – раз. Она почти новая. Фабричная теплая кофточка – два Вязаные шерстяные чулки. Их жалко, конечно, ночью в них тепло. Но ничего, без них не умрет. Есть еще пара бумажных чулок. Одну пару тоже можно пустить на обмен. Второе полотенце. Соль. Осталось почти полпачки. Отсыпать себе немного, остальное на обмен. Мыло! Целый нетронутый кусок. Для нее же хватит несколько обмылков. Нитки. У нее две катушки – белые и черные. Отмотать немного для себя, остальное предложить обменять на что-нибудь. Дадут всего ничего, но хоть что-то дадут. Свитер! Нет, без свитера ночью холодно. Что еще? Больше ничего. Вспомнила о немецком ноже, отобранном у нее особистом. Жалко, могли бы за него дать кое-что посущественнее. Да, еще спички. У нее три коробка, одного коробка ей хватит. В душе ее затеплилась надежда.