Две столицы

– Не все еще. То же самое, ну, насколько это возможно, из плотной хлопковой ткани. Тоже двух цветов. В сукне летом на Кавказе жарко. Да, и вот такие рубашки тоже обоих цветов по дюжине, – Брехт выдал еще один рисунок, с гимнастерками, к которым привык в тридцатых годах.

– Ого, мне нужно будет помощников нанимать, – обрадовался Оборванец.

– Нанимай. Скоро приедут мои… друзья с Кавказа, а их чуть не два десятка человек и всех нужно будет обшить. Пока больше ни у кого заказы не принимай, я тебя работой на всю жизнь обеспечу. Только, Жером, смотри, гнилую материю не подсунь. Я только с виду большой и злой, а так я на самом деле очень злой. Чуть что – сразу из петушков каплунов делаю.

– Я не Жером, ваша светлость, – отступил на шаг портной, хозяйство прикрывая.

– Напрасно. Будешь Жеромом. Жером Лагуэ! Звучит?!

– Звучит, – кивнул, отступив еще на шаг, Оборванец.

Событие пятьдесят четвертое

Что бы ни делал альтруист и что бы у него ни находилось на подсознании, в итоге он получит свою «награду».

Ирэн Огински

Делать в Петербурге было нечего. Идти снова к больному и распространяющему палочки Коха младшему Барбе не хотелось. В голове-то осознание было, что столько этих палочек уже вглотнул и вдохнул, что еще несколько миллиардов уже не так важны, но все одно – ссыкотно. К тому же хоть и не микробиолог, а физик – знал, что все эти вирусы и бактерии мутируют постоянно. А ну как у Морана самая заразная мутация? Рано умирать, столько дел недоделанных. Отправил к нему доктора, из газет выуженного, но сказал перед этим, чтобы не умничал, а приготовил отвары из тех трав, что ему с собой Матрена дала. И порошок медведковый с медом еще выдал.

Решил Петр Христианович, что раз уж в Питере, то наведаться к старшему Чичагову и поузнавать, как два чичаговских училища в Петербурге и Выборге поживают. Василий Яковлевич постарел, совсем седой стал, но бодро ходил по небольшой комнатке, в которой Брехта принимал, и рассказывал, как с парнями на шлюпке чуть не утонул. Соревнования устроил между выборгскими курсантами и петербургскими, а сам на одной из шлюпок рулевым решил быть. Ветер не учли, и при повороте волна стала захлестывать шлюпку, парни перепугались и к одному борту все бросились.

– Это хорошо, что весу в них чуть. Утопили бы и меня и себя. Кхе. Кхе. – Нет, это не чахотка. Это смех такой.

– Василий Яковлевич, а вы что, плавать не умеете? – опешил Брехт.

– Моряки ходят.

«Под себя ходят!» – не сказал, конечно.

– Я про плавание в воде, без всяких кораблей и лодок, как дельфины.

– А, это. Нет. Не обучен-с, – обиделся.

– А я вот умею. Нужно будет вам найти в Петербурге или Выборге людей, что умеют плавать, и обучить пацанов, курсантов то есть.

– Ох, дожить до лета надо. Семьдесят шестой годок пошел, – но тут же вскочил адмирал и опять по комнате круги стал нарезать, на этот раз рассказывая про свои две попытки пройти из порта Кола на Камчатку. Было желание у наших освоить Северный морской путь на Дальний Восток. Даже планы стал строить Чичагов, что нашелся бы опытный моряк, да заинтересовал бы Александра, так он ему все записи свои передаст.

– И что, нет таких? – Брехт, отлично знавший судьбу всех прочих экспедиций, считая даже пароход «Челюскин», не стал расстраивать заслуженного адмирала неутешительными предсказаниями. Помнил из прошлого попаданства, что впервые за одну навигацию Северный морской путь будет пройден экспедицией Отто Шмидта в 1932 году на ледокольном пароходе «Александр Сибиряков». Далеко еще.

– Правильно вы вопрос задали, ваша светлость…

– Да называйте просто Петром Христиановичем, сто раз же просил, – напомнил адмиралу Брехт.

– Христианович так Христианович. Вопрос говорю, правильный вы, ваша светлость, задали. Завтра поутру подходите снова, будет у меня в гостях немец один презанятный. Крузенштерн фамилия. Опять приехал к государю с прожектом своим о кругосветном плавании. Пообщаетесь. Может, помочь ему сможете?

– А сын ваш, Василий Яковлевич?

– Он в свите сейчас у Александра Павловича, император ему недавно совсем звание генерал-адъютанта присвоил, но на коронацию не поехал, приболел. Простыл сильно. Государь собирается создавать Комитет по образованию флота. Сейчас прожект сей Павел составляет. А что, вдвоем-то сподручнее будет Александра Павловича уговаривать.

– Обязательно подойду.

Иван Федорович Крузенштерн – человек и пароход, конечно, же никаким Иваном Федоровичем не был. Если уж на русский манер переводить, то был он Иоганном Фридриховичем, а если по чесноку, то Адамом Иоганном фон Крузенштерном. Но это опять с русским искажением фамилии. А так фамилия читалась, скорее, как Крусеншерн.

Ровесник Витгенштейна и такой же нищий. Жил на скудное жалованье капитан-лейтенанта и подумывал уволиться со службы, женившись на более-менее состоятельной немке и осесть в окрестностях Ревеля, купив там мызу. Был он пятым ребенком в семье и никакого наследства ему не светило.