Уже в первую неделю нам показали две пары легких: светлые, здоровые легкие некурящего и черные, словно покрытые маслянистой смолой какого-то парня, который выкуривал по две пачки в день. Я и тогда не курил, а увидев это, вообще зарекся. После этого при нас проводили операцию на открытом сердце у собаки, и мы выполняли массаж сердца, чтобы научиться сохранять сердечный ритм до тех пор, пока хирург его не восстановит. На следующий день мы отправились в госпиталь авиабазы неподалеку, чтобы сдать «выпускной экзамен». Сперва главный патологоанатом подробно рассказал, с чем нам предстоит иметь дело, а потом нас привели в очень небольшую больничную комнату с холодным и спартанским интерьером. Мы стояли, болтая и шутя, пока в комнату не ввезли каталку с накрытым простыней трупом.
До этого мгновения каждый из нас был уверен, что он-то крутой летчик, которого ничем не испугаешь. Но когда сняли простыню, мы все до единого шарахнулись к стенкам, стараясь оказаться как можно дальше от того, что мы увидели. Для начала нам объяснили, что этот человек умер от рака печени, и напомнили подробности человеческой анатомии, которые мы изучали на курсе. Нам предстояло увидеть подробности во всей красе. Сделав несколько разрезов, хирург начал доставать из тела органы и класть их в металлические тазы для дальнейшего изучения. Это напоминало разбор автомобиля на запчасти, только вот вонь гниющей плоти была почти невыносимой.
Комната была маленькой, с плохой вентиляцией. Почти половина мужчин очень быстро ретировалась. Некоторые из тех, кто остался, закурили, стараясь заглушить запах. Я стоял, стараясь дышать как можно менее глубоко. Но, несмотря на такое испытание, а может, и благодаря ему, учебный курс был великолепен. Мы прошли куда более интенсивный мединструктаж, чем впоследствии в NASA.
В качестве начальной тренировки для полетов к границам космоса мы начали летать на «Старфайтерах» F-104 – первых истребителях, приспособленных для полетов на скоростях больше двух махов (все предыдущие типы едва преодолевали звуковой барьер). F-104 был скоростным и высотным фронтовым истребителем, который выглядел скорее как ракета, чем как самолет. На его длинном, похожем на трубу фюзеляже крепились короткие, обрубленные консоли крыла, такие бритвенно-острые, что их кромки-лезвия приходилось закрывать на аэродроме тонкими пластиковыми чехлами, чтобы случайно не поранить наземную команду и техников.
В нашу задачу входило понять, как управлять такими самолетами в очень разреженной атмосфере на высоте 27–30 километров, где они работают совсем по-другому. Дело предстояло очень непростое, но увлекательное. F-104 проектировался как истребитель, так что мог хорошо маневрировать, сбрасывать бомбы и стрелять из пушки; просто он летал и приземлялся на очень больших скоростях. Нам требовалось выполнять особую фигуру пилотажа – высотную параболическую арку, которую еще называли «горка», при этом аппарат взмывал на такую высоту, что нам приходилось надевать герметичные костюмы, чтобы защитить тело от «космической» пустоты, если кабина разгерметизируется. В полете по такой программе пилот выкладывался полностью. Даже Чаку Йегеру однажды пришлось катапультироваться, летя на одном из таких самолетов, дополнительно оснащенном ракетными ускорителями: он потерял управление на самой верхушке горки. Но тот трепет, который испытываешь, доводя себя и свой самолет до пределов возможностей, почти неописуем и ни с чем не сравним.
Полет по горке начинался с подъема на высоту более десяти километров, а затем самолет максимально агрессивно разгонялся до скорости чуть больше двух махов. Достигнув такой скорости, следовало поднимать нос самолета (при этом на пилота действовала перегрузка в 3,5 g – три с половиной единицы) до тех пор, пока угол тангажа не составит 45 градусов, после этого самолет продолжал двигаться, поднимаясь по сорокапятиградусной траектории. На пороге девятнадцатикилометровой отметки температура двигателя переваливала за 600 градусов, и тут его приходилось отключать, чтобы избежать перегрева. Самолет продолжал пулей лететь вверх, пока не начинал терять энергию, и в итоге скорость падала до 370 километров в час на высоте около 27 с половиной километров. Дальше мы позволяли ему перевалить через вершину и опустить нос перед обратным спуском, едва-едва касаясь панели управления.