В бюро, однако, нам все равно сказали снять пальто и выдали защитную спецодежду и бахилы. Мы вновь увидели ряд космических кораблей. Большинство из них походили на привычные «Востоки». Но два в конце ряда отличались от прочих. Там стояли более любопытные изделия. К спускаемым аппаратам крепились прозрачные воздушные шлюзы, оснащенные кинокамерами.
Пока мы изучали корабль, вошел Королёв.
– Ну что ж, товарищи, – начал он. – Давайте рассмотрим его получше.
И он дал поражающее воображение объяснение назначению воздушного шлюза.
– Каждый моряк на океанском лайнере умеет плавать в море. Точно так же и космонавт должен уметь летать в открытом космосе, – доверительно сообщил Сергей Павлович. – И не просто летать, а выполнять сборочно-разборочные операции снаружи корабля. Человек должен научиться это делать.
Королёв внимательно нас оглядел. А потом обратился прямо ко мне.
– Ну, орёлик, – сказал он, – надень-ка этот скафандр и садись внутрь. Попытайся выйти наружу через этот шлюз. До 12 часов тебе надо представить инженерам доклад о том, хорош ли, по-твоему, корабль.
Сказав это, он внезапно удалился.
Мне сразу стало жарко под воротничком. Я думал: могло ли выйти так, что Королёв выбрал меня наугад? Но я знал, что он внимательно следит за моими достижениями. Он в курсе, что я отлично разбираюсь в технике, нахожусь в отменной физической форме и силен в спорте.
Юрий Гагарин тут же повернулся ко мне и радостно поздравил.
– Все, твоя очередь, Леша, – воскликнул он, хлопнув меня по спине. – Теперь выбрали тебя.
Я внимательно оглядел кабину и понял, что между спускаемым аппаратом «Востока», с которым я был знаком, и этой новой моделью под названием «Восход» имелось немало различий. Тип спускаемого аппарата у обоих кораблей один и тот же. Но в отличие от «Востока», из которого космонавту приходилось катапультироваться незадолго до приземления с парашютом, по расположению и виду сидений было очевидно, что «Восход» спроектирован так, чтобы его экипаж мог вернуться на Землю, используя «мягкую» посадку. Кроме того, в определенных местах крепились телевизионные камеры, а еще на корабле имелась независимая навигационная система и переключатели, которые позволяли регулировать все параметры внутренней среды.
Некоторые из панелей управления, знакомые мне по «Востоку», оказались сдвинуты в другие места. Оптическую систему ориентации перенесли на 90 градусов влево. Заняв одно из сидений, я нашел комплект переключателей, управляющих камерой воздушного шлюза и космическим скафандром, прямо надо мной. Место, где размещалось управление шлюзом, оказалось особенно неудобным – я еще не раз бился об эту панель головой, пока за месяцы тренировок не привык к ее расположению. По первому впечатлению кабина корабля показалась очень тесной. Потом я узнал, что в условиях невесомости «Восход» становился просторнее и мог стать довольно уютным и надежным временным жилищем.
Когда Королёв чуть позже вернулся в компании инженеров, я тут же начал взахлеб делиться с ним первыми впечатлениями. Он остановил меня, попросив не частить и не торопиться. У нас еще есть время, сказал он, чтобы улучшить проект корабля. Вот тогда я, кроме шуток, и начал мою подготовку к полету на «Восходе-2». После того дня, чтобы изучить каждый сантиметр этого аппарата, я каждую неделю возвращался к кораблю, конструкцию которого видоизменяли. Я знал в своем корабле буквально каждый болт и гайку. Он стал моим домом. Я привык регулярно сидеть в кабине, надев скафандр без включенной вентиляции, чтобы испытать и отточить свою выносливость.
Власть, влияние и ответственность Королёва в то время почти невозможно себе вообразить. Он отвечал не только за все, что связано с космосом, но еще и за разработку некоторых ракет военного назначения. И он же курировал проектирование и испытание спутников для связи и разведки. Хотя руководящие полномочия по каждой программе Сергей Павлович делегировал заслужившим его доверие конструкторам в отдельных КБ, его собственная рабочая нагрузка оставалась огромной. Примерный советский эквивалент NASA – Министерство среднего машиностроения – начало работу в 1962 году. Но в действительности руководителем всех программ оставался сам Королёв. Я не уставал поражаться его способностям: он действовал как очень дальновидный мыслитель. Но характером Сергей Павлович отличался тяжелым. Дураков он на дух не переносил. И мог в два счета заставить замолчать кого угодно легким движением руки.
То, что личных заслуг Королёва во всех этих разных областях никто в обществе не знал, кажется, никогда его самого не волновало. Мне ни разу не показалось, что вынужденная анонимность для Сергея Павловича сродни тяжелому грузу. Его просто не интересовали такие мелочи. Если бы он стал известной фигурой, это помешало бы ему заниматься своей работой. Больше других он с пониманием относился к страху Кремля, связанному с тем, что враги Советского Союза могли бы попытаться совершить на него покушение, если бы его личность оказалась рассекречена.