Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

Никто не знал, сколько человек они хотели выбрать и когда это случится. Все словно вилами по воде писано. Помню, как мы возвращались в Калифорнию из Хьюстона с моим другом Майком Адамсом, который тоже попал в короткий список NASA; по поводу него я не сомневался, что уж ему-то предложат место в программе. Большую часть поездки, как я помню, мы спорили, действительно ли так хорошо стать астронавтом. Период обучения астронавтике в MIT, безусловно, подстегнул мой интерес к космосу. Но теперь уже и Военно-воздушные силы решились развивать собственную космическую программу при помощи ракетного самолета X-15 и воздушно-космического X-20, или «Дайна-Сор», и даже строили планы на пилотируемую орбитальную лабораторию[48]. Конгресс уклонялся от финансирования программ NASA, и, возможно, надежнее было бы сделать ставку на успех ВВС. Вскоре после того, как я вернулся на Эдвардс, мне предложили место инструктора в школе аэрокосмических пилотов-исследователей, и мне казалось, что никуда не уезжать с Эдди – прекрасная идея.

Через некоторое время тем же летом я с группой летчиков с Эдвардс, среди которых были и другие ребята, попавшие в короткий список NASA, отправились в турне по школам летчиков-испытателей Германии и Франции. Когда мы жили в одном из отелей ФРГ, прокатился слух, будто Слейтон начал обзванивать кандидатов. В вечер, когда я это услышал, то вновь всерьез задумался, так ли мне хочется уходить в NASA, если мне предложат такую возможность. Я решил обсудить все с одним из вышестоящих офицеров и почти ночью явился к командиру школы, чтобы услышать его совет.

Он ни капли не сомневался.

– Если вам предложат, соглашайтесь, – заявил командир. – Соглашайтесь.

«Хм, ладно», – подумалось мне. После этого я решил поговорить с врачом эскадрильи, молодым умным доктором, которого я немало уважал. С ним я поделился своим переживанием.

– У меня проблема, – признался я сходу. – Я не знаю, что мне делать. Я действительно запутался и не могу понять, как же поступить.

– Хорошо, – сказал он. – А чего вы хотите сами?

– Думаю, что не хочу покидать Эдвардс.

– Ну тогда вам не нужно покидать Эдвардс.

Вот черт. Я услышал два различных мнения. Два уважаемых мной человека посоветовали мне полностью противоположное. Я чувствовал боль, настоящую боль. В ранние утренние часы я сидел на кровати в отеле, думая, что же скажу, если раздастся тот самый телефонный звонок. Если оставлю базу Эдвардс, значит, покину мир Чака Йегера – тот мир, о котором я мечтал с самого детства. Я разрывался между двумя великолепными, многообещающими возможностями. По сути, будущее выглядело неплохо. Это вроде шахматной игры. Следовало решить, какой фигурой и куда пойти.

В итоге Дик Слейтон так мне и не позвонил. На следующее утро я спустился к стойке дежурного в отеле и нашел там одного из наших парней, Теда Фримена, который стоял, широко улыбаясь.

– Нам пришел приказ, – сияя, сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Спроси парня за стойкой, – ответил Тед. И точно, у дежурного меня ждало письмо. Я немедля разорвал конверт. Приказ формулировался кратко, но недвусмысленно: «В трехдневный срок явиться в Хьюстон. Вы переподчиняетесь NASA».

Так что мне даже не пришлось решать, становиться астронавтом или нет. Все решили за меня.

Не могу отрицать, что я был доволен, ужасно доволен тем, что вошел в число 14 мужчин, отобранных в третью группу астронавтов. И я так и не понял, почему мой добрый друг Майк Адамс не получил эту привилегию вместе со мной. Но он остался пилотом на базе ВВС Эдвардс и сделал там великолепную карьеру, в том числе и с полетами на X-15.

Важно подчеркнуть, что не знаю, что сказал бы в ту ночь, спроси меня кто-нибудь прямо, хочу ли я стать астронавтом в NASA. Наверное, согласился бы. Но случилось то, что случилось, и я просто стал упаковывать чемоданы, чтобы отправиться в Хьюстон.

Алексей Леонов

Интересные новости. Американский журнал Life написал, что выплатил за три года 500 000 долларов группе из первых семерых астронавтов США, отобранных в 1959 году, за привилегию печатать их интервью. У нас тогда зарплата составляла около 50–60 рублей в месяц до вычета партийных взносов. Тогда не существовало официального обменного курса, и владение долларами в СССР считалось абсолютно незаконным, но на черном рынке за доллар давали около 60 копеек; так что наши зарплаты были эквивалентны примерно 100 долларам в месяц.

Я внимательно следил за всеми изменениями в американском отряде астронавтов. В научных журналах США выходило много богатых на детали статей о национальной космической программе, и разведка регулярно нам докладывала о содержании этих материалов на инструктажах. Так мы получали своего рода заблаговременные уведомления о том, кто у американцев летит следующим и в чем заключается задача очередного полета.