Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

Тем не менее полет на Луну для очень многих виделся все еще смутным далеким будущим. Я считал, что мои перспективы – при условии, что меня возьмут в программу, а я соглашусь, – ограничивались, возможно, одним-двумя полетами в космос, после чего я продолжил бы прерванную карьеру в ВВС.

Вскоре после того, как мы отправили заявления в NASA, большую группу кандидатов пригласили пройти недельное медобследование как часть отбора. К счастью, нас уже не подвергали таким унизительным издевательствам, как те, через которые пришлось пройти участникам «Первой семерки». Когда отбирали тех парней, еще никто не знал, смогут ли живые организмы обитать в космосе, и в ходе уготованных ребятам медицинских исследований врачи влезали с приборами в каждую щель и дырку на теле. Но к нашему отбору ясно стало уже хотя бы то, что человек способен пережить полет в космос.

Тем не менее вдобавок к обычным кардиограммам, проверкам на беговой дорожке и электроэнцефалографии нам пришлось пройти испытание гипоксией: нас помещали в условия кислородного голодания, чтобы проверить, как мы такое выдержим. Кроме того, кандидатов вертели на вращающемся кресле в темной комнате, чтобы проверить, как сильно их укачает, и еще давали выпить чуть больше литра раствора глюкозы, после чего каждый час брали кровь, чтобы проверить уровень сахара. Еще нам пришлось пройти через очень неприятное впрыскивание ледяной воды в ухо, чтобы проверить, как внутреннее ухо реагирует на условия, когда его канальцы на одной стороне головы теплые, а на другой сильно охлаждаются. Ощущалось это как утрата ориентации. Мозг не мог понять, что ему делать с такими противоречивыми сигналами. У «пациента» начинали дико вращаться глаза. Так своеобразно проверялась надежность внутреннего уха, но удовольствия в этом никто не находил ни малейшего.

Потом нас помещали в сурдокамеру на несколько часов и следили за нашими реакциями. Какое-то время в сурдокамере мы работали с устройством, которое называли «потогонка» – очень хитро придуманной электронной панелью с многочисленными приборами и переключателями. Во время испытания группа врачей наблюдала за кандидатом, которому давались постепенно усложняющиеся задания по работе с этой панелью. В конце концов сложных заданий становилось так много, что все сделать правильно уже не получалось. Это вроде игры, в которой ты рано или поздно неизбежно проигрываешь. Нас прогоняли через нее, чтобы выяснить, как мы реагируем на стресс. Некоторые парни относились к этому испытанию чересчур серьезно и принимали неудачи близко к сердцу. Но я не беспокоился так, как они.

Мы встречались с психологами и психиатрами. Эти специалисты, по сути, пытались нас заставить самим догадаться, что же они хотят от нас услышать. Один их излюбленный тест был таков: предъявить кандидату чистый лист бумаги. Майк Коллинз, который тоже прошел школу летчиков-испытателей и школу аэрокосмических пилотов-исследователей на базе Эдвардс, настоящий юморист, и ему довелось участвовать в отборочных ритуалах NASA еще до нас. Тогда Майка не выбрали в астронавты, и он не преминул упомянуть, что, возможно, к этому тесту нам следует отнестись серьезнее, чем он в свою первую попытку. Когда доктора спросили его, что он видит на чистой бумажке, Майк им заявил, что определенно кучу белых медведей, спаривающихся в сугробе. Лица мозгоправов тут же недовольно вытянулись, говорил он. Еще один вариант шибко умного ответа, который я решил все же оставить при себе, мог быть таков: внимательно изучив лист бумаги, проинформировать «инквизитора», что лист, кажется, лежит вверх ногами.

Как бы вы ни старались найти подход к этим типам, сделать неверный ход было проще простого. Когда очередной психиатр стал расспрашивать меня о прошлом и упомянул мою учебу в MIT, прозвучал вопрос, нравится ли мне Бостон.

– Замечательный край, – ответил я. – Но сам я из Техаса, а там, знаете ли, люди по-настоящему открыты и дружелюбны, а вот в Новой Англии, как мне показалось, с местными трудно сходиться – они довольно холодны.

Повисла долгая пауза. Из летного опыта я знал, что ни в коем случае нельзя вызывать недовольство врачей или психологов; эти парни наделены властью моментально отстранить тебя от полетов.

– Я, конечно же, надеюсь, что лично вы не из Бостона, – немного нервно добавил я.

– Родился и вырос там, – угрожающе прорычал врач.

Тем не менее, кажется, не так уж я с ним и подставился. После обследования в Хьюстон на собеседования и письменные экзамены пригласили всех, кто попал в короткий список 30 кандидатов. Нам сказали: тем, кто успешно пройдет испытания, позвонит Дик Слейтон, тогдашний директор Управления летных экипажей NASA, который отвечал за отбор новых астронавтов, тренировку и подбор кандидатов в экипажи. Отвечая на его звонок, мы могли принять или отвергнуть предложение стать астронавтами.