Эд настоял, чтобы я как следует натренировался физически перед ВКД. Космический скафандр, который мне предстояло надеть для длительного выхода в космос, был все-таки очень тугим и тяжелым из-за дополнительных слоев, которые требовались для защиты от солнечного излучения, радиации и вакуума. Мой скафандр еще не оснащался шарнирными сочленениями, впоследствии появившимися на лунных скафандрах, которые применялись в экспедициях по программе «Аполлон», и из-за этого, чтобы выдержать двухчасовую ВКД, от астронавта требовались недюжинные сила и выносливость. По мнению Эда, мне надлежало как следует «раскачаться», привести себя в отличную физическую форму, особо развивая силу рук. Я приступил к серьезным тренировкам. Каждый день я начинал с бега, много играл в гандбол, часами занимался в зале, работал с гантелями и со штангой, тренируясь максимально упорно.
Нилу не нужно было проходить такую жесткую физподготовку, но он часто приходил в зал, чтобы составить мне компанию. Его остроумие зашкаливало, он заставлял меня смеяться до упаду. Как-то раз я лежал на полу, выжимая штангу, а он сел на велотренажер и переключил его на слабый режим, чтобы особо не напрягаться.
– Хорошо жмешь, Дэйв. Отлично жмешь, – сказал он, не торопясь крутя педали. – А у меня ограниченное количество сердцебиений в запасе. Не хочу тратить их зря на эти упражнения.
Мы много и с удовольствием тренировались использовать один аппарат, который нам предстояло взять с собой на «Джемини-8» – телевизионную камеру для съемок при слабом освещении, раннего предка ныне распространенных приборов ночного видения. По плану мы должны были включать ее в определенный момент, чтобы она засняла Землю почти в полной темноте. Чтобы мы привыкли пользоваться камерой, ее устанавливали на самолет ВМФ на авиабазе Эллингтон и мы совершали ночные полеты вдоль техасского побережья Мексиканского залива. Камера была довольно громоздкой – примерно с двухлитровую бутыль воды – и умела снимать заданные точки на земной поверхности, которые мы потом сравнивали с контурами рельефа на карте.
Еще мы летали ночью на T-38, чтобы отработать астрономический эксперимент, запланированный в экспедиции. Его проводили, чтобы пронаблюдать так называемый зодиакальный свет – очень слабое свечение, которое можно заметить над горизонтом Земли вскоре после заката или перед рассветом. Этот едва различимый свет появляется из-за космической пыли, которая обращается вокруг Солнца во внутренних областях Солнечной системы, и имеет форму тусклого сгустка света, похожего на симметричный плавник касатки, вздымающийся над горизонтом, когда сумерки переходят в ночь. Эксперимент был детищем профессора Лоуренса Данкелмана, или Тусклого Света Данкелмана, как мы его с Нилом прозвали.
– Как считаешь, что бы Тусклый Свет Данкелман подумал о том, что мы видим с тобой этой ночью? – спрашивал я Нила, пока мы не отрывали взгляд от горизонта, пытаясь рассмотреть тот слабый свет, которым так увлекался профессор.
Эти полеты по-настоящему приносили удовольствие и не так нас обременяли, как другие наши тренировки.
Нам приходилось справляться со множеством проблем. Если появлялась трудность, Нил – в общении легкий, но при этом невероятно целеустремленный – атаковал ее максимально решительно. Например, мы никак не могли справиться с нагрудной приборной панелью скафандра, которую мне предстояло использовать при ВКД (ее перепроектировали после выхода в космос Эда Уайта, но она работала плохо). Поэтому я, Нил и наши дублеры отправились в корпорацию Air Research в Лос-Анджелесе, которая производила эти панели, и там мы провели целый день, анализируя изделие с инженерной точки зрения. Вернувшись в Хьюстон, мы с Нилом выписали все найденные проблемы, или вскукареки, как мы их называли, – их оказалось больше ста. Нил ясно дал понять отделу систем кабины экипажа, что все эти вскукареки нужно устранить, и немедленно.
Нил никогда не вел себя властно, но умел заставить понять: когда он хочет, чтобы нечто было сделано, это должно быть сделано. Он никогда не действовал импульсивно, все обдумывал. Если он брался обсуждать некий вопрос – будьте уверены, он заранее подготовился. Кроме того, как отличный знаток техники, хорошо разбирающийся в машиностроительном конструировании, Нил мог объяснить инженерам все, что от них требовалось, в четкой и понятной им терминологии. На первом месте стояла безопасность экипажа и успех экспедиции. Нил всегда оставался человеком типа «мы» и «для нас», а не «ты» и «для меня». И по всему выходило, что приборная панель становилась не моей личной проблемой, а нашей общей. Нил отлично работал по принципу «все равны и должны приносить пользу». Хоть Нил, как командир, и был боссом, принимающим решения, он всегда советовался с другими, не считая себя главнее и важнее прочих.