Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

Обычно условия снижения подбирались так, чтобы корабль проходил днем над станцией связи. Тогда и экипаж, и Центр управления могли одновременно вести обратный отсчет до самой секунды старта тормозных двигателей, а если бы они не заработали автоматически, то астронавты могли включить двигатели вручную. ЦУП после этого мог проследить за маневром и, если бы один из двигателей не запустился, дать экипажу особые указания изменить ориентацию корабля при спуске.

Но для нас включение тормозных двигателей выпадало на прохождение над центральной частью Южной Африки. Узнать о каких-либо изменениях мы после этого никак не могли.

И точно так же у нас не было способа визуально проверить выравнивание «Джемини-8» по линии горизонта перед торможением, а в его правильности жизненно важно убедиться, чтобы достичь заданной цели. Нам предстояло выполнять маневр в полной темноте, и лишь после его завершения траектория полета выводила наш корабль на освещенную сторону планеты. Нам оставалось лишь надеяться на лучшее.

Мы с Нилом оба начали отсчитывать секунды до начала тормозного импульса.

– 30 секунд, 29, 28, 27… 5, 4, 3, 2, 1.

Все четыре твердотопливных тормозных ракетных двигателя сработали.

Наша скорость тут же упала, и мы начали возвращение в земную атмосферу. Воздействие на корабль тормозного ускорения мы ощутили, как только открытый космос остался позади. Мы почувствовали давление на спину, головы уперлись в подголовники. Перед моим взором, за стеклом иллюминатора, возникло розово-оранжевое свечение – горели частицы, уносимые атмосферой с теплозащитного экрана. Когда светящийся туман стал рассеиваться, я увидел, что мы входим в атмосферу прямо над Гималаями, – горные цепи выглядели потрясающе.

Когда раскрылся тормозной парашют, нос «Джемини» задрался. Иллюминаторы до завершения полета смотрели в небо, и мы не видели место посадки. На несколько секунд между отделением тормозного парашюта и вводом основного мы вновь оказались в свободном падении. Я не был готов к тошнотворной тревоге, на миг охватившей меня. Но миг этот был краток. Главная парашютная система раскрылась, и «Джемини» рывком перешел к плавному снижению.

Мы все еще не знали, увела нас траектория полета от суши Азиатского континента или нет. Не знали, что нас ждет в конце – приземление или приводнение. Если под нами расстилалась твердая суша, нам следовало катапультироваться. Но как это выяснить? «Джемини» раскачивался туда-сюда под парашютом, но Нил постарался выяснить, что вокруг нас. Он развернул внутрикабинное зеркало на шарнире, выставив его перед иллюминатором со своей стороны, и взглянул в отражение. Мы опускались над водой, хотя и неизвестно где.

Момент посадки приближался, кабину заполнила жгучая вонь обгоревшего при входе в атмосферу теплозащитного экрана. Сделалось еще и жарко, потому что вентиляторы для охлаждения внутри скафандров выключились. Нам с Нилом пришлось ненадолго поднять забрала шлемов, чтобы, зажав носы, избавить уши от заложенности из-за перепада давления. Но гарь в кабине оказалась слишком густой. Мы закрыли забрала и приготовились к приводнению.

Корабль врезался в воду с такой силой, какой никто из нас не ожидал. Но мы долетели. Мы вернулись на Землю. Мы не имели понятия, попали ли в район посадки, есть ли рядом поисково-спасательные отряды, отслеживалась ли траектория нашего полета до касания воды. И как долго нам ждать помощи. Не было даже гарантии, что нас вообще отыщут. Но мы закончили полет. И весь полет часы Джимми Маттерна продолжали идти.

«Джемини» подпрыгивал на волнах подобно винной пробке. Когда ЦУП сообщал нам о метровых волнах, он забыл упомянуть о шестиметровой океанской зыби. «Джемини» отличный космический корабль, но никудышный – морской. Центр тяжести в нем в такой точке, что каждая волна заставляет его переворачиваться с борта на борт и нырять кормой и носом. Оба иллюминатора то уходили под воду, то выскакивали на свет. На окантовке входного люка стала скапливаться влага от конденсации.

Мы не могли открыть люк до тех пор, пока спасатели не найдут нас и не присоединят к кораблю пояс-поплавок, иначе бы кабина заполнилась водой и корабль затонул. В скафандрах становилось чертовски жарко, особенно мне, потому что в моем был дополнительный теплоизолирующий слой, чтобы предохранять меня от солнечного излучения при выходе в открытый космос. Источаемые сгоревшим теплозащитным экраном испарения постоянно вползали в кабину, из-за чего мы ощущали тошноту. Нам действительно следовало бы принять таблетки от морской болезни. Первым не выдержал Нил, потом начало рвать меня. На двоих у нас имелся всего один санитарный пакетик.

Чтобы сэкономить запасы электроэнергии на борту, нам пришлось выключить все второстепенное электрооборудование. Одновременно мы пытались связаться с поисково-спасательными силами. Мы выдвинули высокочастотную антенну, включили приемопередатчик и начали передавать позывной самолета, который, как нам сообщили, должен кружить возле точки приводнения.