А русское правительство смотрело на все совсем иначе: именно с точки зрения вполне честной
. Это видно уж из того, что на случай отказа Порты, соединенным эскадрам (гласило уже приведенное высочайшее повеление) «предназначено наблюдать строгое крейсирование таким образом, чтобы силою воспрепятствовать всякому покушению выслать в море, как из турецких владений, так и из Египта, какое-либо вспомоществование, войсками, или судами, или припасами против греческих сил на море или мест ими занимаемых»… В отношении действительности предписываемых относительно Порты понудительных мер западные дипломаты выражали полное доверие. Даже предположение о недостаточности этих мер допускали они лишь с оговоркой, что осуществление его может случиться только «вопреки всякому ожиданию». Но император Николай, предусматривая уже тогда, что одному крейсерству не сломить упорство Порты, присовокуплял: «Я предложил даже державам (Франции и Англии) превратить предполагаемое крейсерство, буде оно окажется недостаточным для желаемой цели, в действительную блокаду Дарданелльского пролива, между тем как таковая же блокада может быть учреждена и со стороны Черного моря»…И точно, командир нашего Черноморского флота, адмирал Грейг, с постоянно отличавшими его глубоким знанием дела, энергией и усердием, уже приготовлял вверенные ему морские силы к немедленному отплытию из Севастополя, по первому приказанию из Петербурга…
Между тем энергия русского правительства не остывала. Вопреки двусмысленным условиям Лондонского протокола, она успела вызвать, особенно со стороны Англии, заявление весьма категорического свойства, которым устранялась двуличность указаний договора. Правда, это заявление шло уже не из Лондона, а из Стамбула. Сэр Стрэтфорд Каннинг был переведен из Петербурга в Константинополь именно в доказательство неизменных сочувствий лондонского кабинета к Порте. Однако на постановленные Кодрингтоном вопросы даже этот ревностный приверженец Порты отвечал 1 сентября 1827 года: «Хотя не следует принимать враждебных мер и хотя союзные правительства желают избежать всего, что могло бы повести к войне, тем не менее в случае надобности прибытие турецких подкреплений должно быть в конце концов предупреждено силою, и если бы все другие средства были истощены, то пушечными выстрелами
»… Таким образом, вполне оправдывается решимость командира английской эскадры, сэра Э. Кодрингтона, стать всего с 3 линейными кораблями пред островом Гидрою и, в случае надобности, противодействовать силою всему соединенному турецкому и египетскому флоту. Французская эскадра находилась в это время у Милоса; русская – еще не приходила…[18]