Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп

Греки с самого начала заметили недоброжелательство к ним французов. С эллинскими населениями ладили отлично русские, затем англичане, в качестве друзей русских, ибо экипажи обеих эскадр жили в лучших отношениях. Иное дело экипажи французской эскадры: даже русские матросы отворачивались от них, а греки видимо не доверяли им. Что же касается французского правительства, то недоверие к нему греческих временных правителей было так сильно, что главнокомандующий эскадрами Кодрингтон, очевидно, в опровержение заявленных ему сомнений, счел нужным, в письме от 30 августа к членам греческого временного правительства, оправдывать пред ними парижский кабинет, доказывая, «что искренность французского правительства видна уж из того, что оно-то главным образом и настояло на уменьшении данного оттоманскому правительству срока для ответа до двух недель вместо месяца»[24].

Конечно, никто не мог сказать того же о четвертой великой державе, которой флотилия также находилась в то время на Архипелаге. Эта держава – Австрия. Ее эскадра, под начальством графа Дандоло, очевидно, руководствовалась инструкциями диаметрально противоположными тем, которых держались командиры трех союзных эскадр, то есть явно держала сторону турок против греков, несмотря на то, что в Вене и двор, и все правительство высказывали относительно русского царя и петербургского кабинета самые приязненные чувства, самую преданную дружбу. Между тем в уже цитованном высочайшем рескрипте на имя Гейдена было сказано: «Кроме вышереченных двух эскадр… находятся в Архипелаге морские отряды некоторых других держав, в том числе и австрийская эскадра. Поведение ваше против них должно вообще быть основано на добром согласии, в особенности же против эскадры австрийской. Хотя Австрия и не приступила к трактату, ныне заключаемому по делам Греции, не менее того вы не оставите оказать морским силам сей державы приязненное приветствие и расположение, сообразные с дружественными связями, между обоими императорскими дворами существующими»…

До какой степени Гейдену было трудно согласовать с этой задачей другие данные ему в том же Высочайшем повелении инструкции, об этом конечно, могли судить только люди, близко стоявшие и почти ежедневно присутствовавшие при проделках пресловутой «общей политики» князя Меттерниха на практике. Так, уже 4 октября 1827 года, сэр Э. Кодрингтон доносил из Занте своему Адмиралтейству: «Я желал бы, чтобы было доведено до сведения его высочества, лорда генерал-адмирала, что в числе египетского флота находится здесь семь австрийских коммерческих судов, нагруженных военными припасами, и что австрийский корвет «Каролина» и одна если не две австрийские военные шхуны часто бывали в Наварине и, согласно частному дознанию адмирала де Риньи, служили постоянными развощиками турецких депеш. Два из этих транспортов заблагорассудили не поднимать своих флагов в то время, когда турецкие суда их поднимали, пока с корабля «Азия» не было дано по ним выстрела; я успел отобрать их бумаги, которые могут служить доказательством австрийских интриг»[25].

Прямодушный и энергический адмирал не имел и не хотел иметь понятия о дипломатическом двуличии и даже двуязычии. Что говорил он за глаза, то повторял и в глаза. Из письма его, от 19 сентября 1827 г., к командиру австрийских военных судов Наваринского залива видно, что, в виду враждебного расположения австрийцев к Греции, вице-адмиралу пришлось предупреждать их о необходимости, в которую он может быть поставлен, – «не делать никакого различия между австрийскими судами и турецкими». Вскоре за тем таким же образом принужден был поступить относительно командира австрийской эскадры, графа Дандоло, и русский герой Наварина, Гейден. И Кодрингтон и Гейден одинаково понимали, что где идет речь о чести знамени и о крови соотечественников, там у честного человека нет и не должно быть места для малодушных дипломатических кривляний…