Между тем господствовавшие в последнее время предыдущего царствования дипломатические влияния иностранных государственных людей уже приносили свои естественные плоды. Ободренная, подзадоренная бесконечным долготерпением русского правительства до Николая Павловича, и принимая его терпеливость за признак слабости и военной неспособности России, за сознание самого правительства, что Россия не полагается ни на свою армию, ни даже на свой народ, Порта серьезно отдалась упованию в возможность разом отплатить России за понесенные от нее бесчисленные поражения. Она стала готовиться к войне. Мало того, она безусловно отвергала все предложения посредничества европейских держав для прекращения ее борьбы с греками, хоть и понимала очень хорошо, что рано или поздно эта борьба неминуемо навлечет на нее войну с Россией. Угрозам же держав, даже весьма серьезным военным демонстрациям их, она не придавала ни значения, ни даже веры. По слухам того времени, в таком пренебрежении к угрозам Франции и Англии поддерживала Турцию австрийская дипломатия, которую впоследствии и русская дипломатия не раз укоряла в подстрекании Порты. Во всяком случае верно то, что, не обращая никакого внимания на присутствие английского и французского флотов в Архипелаге, Порта как будто с нетерпением ожидала известия именно о начале военных действий.
Ознакомившись с главными актерами и компарсами (исполнитель немой роли. –
Всего замечательнее впечатление, которое, по словам Гарри Кодрингтона, сына знаменитого адмирала, производила русская эскадра на турок за три дня до Наваринской битвы. «Любопытно было наблюдать, – писал 15 (3) октября своей матери Гарри, – как турки удалялись от русских судов и держались нашей подветренной стороны. Когда русские суда приближались к ним, они тотчас же сторонились и бежали на нашу сторону: что-то зловещее виделось им в русских судах».
Зловещее предчувствие не обмануло турок. Пять дней спустя наваринская победа оправдала и бессознательный страх, внушаемый им русскою эскадрой, и лестное как для всего русского флота, так и для тогдашнего русского морского министра адмирала Моллера, мнение о ней имевших с нею дело, и даже такого знатока, как Кодрингтон…