Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп

Быстро шли события под обаятельным влиянием императора Николая. Нет сомнения, что именно этим влиянием увлекались по следам русского царя и оба его союзника. Для установления единства действий между тремя флотилиями главнокомандующим над ними был назначен, как старший в чине, командир английской эскадры вице-адмирал Эдвард Кодрингтон, личность вполне замечательная и выходившая из ряду обыкновенных хороших служак не только своими обширными познаниями и опытностью, но также и благородством своих чувств, скромностью, кротостью, прямодушной энергией своего нрава и возвышенностью своих воззрений[19]. Совершенно на одном уровне с ним оказывался во всех отношениях командир русской эскадры, контр-адмирал граф Логин Петрович Гейден[20]. Бессмертная деятельность его на Архипелаге обеспечила ему непререкаемое право на признательность России. Помещаемые в Приложениях выдержки из книги, изданной по смерти Кодрингтона его дочерьми, а также печатаемые нами неизданные доселе и неизвестные до сих пор публике письма трех союзных адмиралов свидетельствуют о тесной дружбе, установившейся между этими защитниками возрождавшейся эллинской национальности[21]. Другие помещенные в Приложениях письма (Каподистрии, Дандоло, Метаксы, Поццо ди Борго и прочие) доказывают то глубокое почтение, а иногда даже ту восторженную преданность, которые командир русской эскадры успел вселить всем разноплеменным и разнохарактерным личностям, с какими ему случалось иметь дело, хотя во многих случаях, как, например, в эпизоде с командиром австрийской эскадры, графом Дандоло, на отношениях его к этим личностям должны были отзываться значительным охлаждением возникавшие с ними весьма серьезные столкновения. Впрочем, с начальником французской эскадры, вице-адмиралом де Риньи, отношения графа Гейдена не всегда могли быть приятными, вследствие высказывающейся в прилагаемых письмах французского адмирала причудливости его нрава, а иногда и завзятой враждебности к грекам. Нет сомнения, что де Риньи, как и большая часть офицеров его эскадры, должен был соображаться с известною ему политической программой французского правительства… Так, в лад воззрению своего кабинета, адмирал де Риньи, под предлогом увеличения «независимости» возрождающейся Греции, не раз настаивал в своих письмах на уменьшении испрашиваемой греками территории, так как с ее увеличением умножатся-де вассальные отношения Греции к Порте. В другом письме де Риньи просто отрицал самое существование Греции, восклицая: «Боюсь, что нам самим придется создавать эту Грецию, ибо где она – не вижу…»[22]

Понятно, что при первой встрече Гейдена и де Риньи и тон и образ мыслей последнего должны были удалить от него командира русской эскадры. Как видно из Приложений к настоящей книге, взаимное нерасположение этих двух начальников доходило до того, что Кодрингтон серьезно задавал себе вопрос: до какой степени, в случае битвы, он может полагаться на совокупное действие обоих своих союзников, и не воспользуются ли они огнем, чтобы сцепиться друг с другом…

С первым пушечным выстрелом исчезли все сомнения Кодрингтона. От адмиралов до последнего матроса, оба союзники его соперничали между собой только своим самоотвержением, своей неустрашимостью. Суда русской и французской эскадры не раз выручали друг друга как самые лучшие друзья. После Наваринского сражения между начальниками русской и французской эскадры, вопреки противоположности политических взглядов, состоялось без всяких формальных примирений совершенно естественное, чистосердечное сближение, принявшее со временем характер искренней дружбы. При всем том, причудливые выходки словоохотливого француза, вопреки господствующему в его письмах к Гейдену тону шутливой фамильярности и вопреки всей кротости характера графа, вызывали со стороны последнего, даже и долго после Наварина, некоторое неудовольствие, – что видно из писем к нему Кодрингтона, уговаривавшего его не принимать к сердцу «странностей» французского адмирала[23]. Между тем сам Кодрингтон, очевидно, не питал сначала большого доверия к французскому адмиралу, так как в ответе генерал-адмирала английского флота, герцога Кларенского, от 3 октября 1827 года, на выраженное ему мнение сэра Эдварда сказано: «Адмирал де Риньи действительно таков, каким вы его описываете, поэтому будьте осторожны, тверды и мягки»… О русском командире, как видно, Кодрингтон еще не сообщал тогда своего мнения. При всем том, из того же письма герцога Кларенского видно, что Гейден прекрасными качествами своего ума и сердца уже тогда успел расположить в свою пользу даже такого завзятого туркофила, каков будущий лорд Стрэтфорд Рэдклиф: «Мистер Стрэтфорд, – сказано в цитуемом письме, – всегда отзывался о нем хорошо: не сомневаюсь, что как по служебному долгу, так и по личной склонности, вы можете отнестись к нему приязненно».