Две византийские хроники Х века

Когда мы подошли к городской стене, жители огромной толпой высыпали на берег, встречая своих и дивясь нам. Едва корабли успели причалить, с каждого из них стали выгружать столько золота и прочей добычи, словно это был целый город; все сносилось в заранее приготовленные помещения, так что вскоре весь Триполи был полон разного добра. Варвары и нас всех выставляли напоказ как победный трофей и глумились над нами, устраивая потеху из нашего несчастия. Как они кричали и прыгали, упиваясь нашим унижением, когда достигли городских ворот! Это огорчало нас больше всего, ибо мы не в состоянии были дольше терпеть непрестанные муки и превышающий все позор.

Когда после этого было отведено помещение, где нас должны были держать под стражей до отправки в Таре, найдя здесь отдых от тягот и пав на землю, мы со слезами молили всевышнего прекратить наши бедствия и сделать так, чтобы не повторились многочисленные несчастия; мысль о них была мучительной, ибо они превзошли всяческие пределы. Такова была судьба тех, кого держали для обмена, и пленных, которые вместе с нами очутились в Триполи.

78. Те же, кто плыли на других кораблях и расстались с нами на Крите, рассеялись по всему побережью Сирии. Некоторые купцы, купив их, вновь продали в разные места и до сих пор продолжают торговать ими, так что иные попали даже в Эфиопию и к варварам, живущим на крайнем юге.

Если бы кто пожелал описать их бедствия, он уподобился бы человеку, безрассудно пытающемуся исчислить морской песок. Во всяком случае и сам ты, любомудрейший из мужей, если встречал кого-нибудь из них в Дамаске[619] или в ближайших к нему городах, а ты — я знаю — видел там многих, так как тирские корабли[620] [доставили] своих пленников в эти места[621]... Я скажу, что и наша встреча в Триполи, когда я познакомился с тобой, впервые туда попавшим, достаточно убедила тебя в этом, и, несмотря на молчание, вид наш изобличал наше положение и душевные муки. Поэтому ты тогда сострадал нам и, познакомившись с нашими бедствиями, в стремлении узнать их все, исполнился скорби и сверх всякой меры горевал в своем сердце.

Однако нам, перенесшим столь многочисленные и тяжелые испытания, нисколько не легче пришлось и в Триполи, пока мы там находились; кажется, мы познакомились тогда даже с большими горестями (там я потерял своего дорогого отца, и это было для меня началом новых бедствий); однако вскоре после твоего отъезда по приказу тирана все мы вместе с частью сопровождавших нас варваров были посажены на прежний корабль и прибыли в Таре, где должны были содержаться.

Здесь мы живем в ожидании, что либо освободимся благодаря давно обусловленному обмену, либо будем призваны смертью, ежедневно грозящей непрестанными болезнями и всегда близкой для того, кто живет в неволе. Однако нам нс дано знать, что нам предстоит.

79. Итак, я исполнил свое обещание и неустанно дивлюсь твоей добродетели и тому, с какой ревностью ты к этому относился, как в письме своем побуждал изложить тебе подробно все, что случилось в моем городе. И вот я решил исполнить твою просьбу только для того, чтобы описание моих бедствий напоминало тебе о твоей ко мне дружбе и, постоянно тревожа твое сердце картинами страданий, побуждало стремиться к добру. Ибо воспоминание о горестях обращает к добродетели ревностные души, и рассказ об ужасах внушает спокойствие духа. Но не презри из-за моей необразованности назидания, содержащегося в этом сочинении, и, памятуя, что правдолюбие свойственно человеку неискушенному и непривычному к сочинительству, вознагради наш труд молитвами, прося владыку всех оберечь нас от бедствий или удостоить мужественно их переносящих дара долготерпения в день своего суда.

Конец достопамятной повести кир-Иоанна Камениаты, кувуклисия святейшей фессалоникской митрополии, повести, которую всякий, в особенности же фессалонкиец, должен прочитать раздумчиво и внимательно, так как она послужит к величайшей духовной пользе.

О НЕКОТОРЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ОСОБЕННОСТЯХ «ВЗЯТИЯ ФЕССАЛОНИКИ. ИОАННА КАМЕНИАТЫ

Как это нередко бывает с книгами, которым впоследствии суждено обратить на себя внимание, «Взятие Фессалоники» было написано по случайному поводу: Григорий из Каппадокии, подобно Камениате находившийся в арабском плену, встретился с ним, безвестным тогда фессалопикийским клириком, и, наслушавшись его рассказов об ужасах, пережитых во время осады города и после его падения, попросил описать все это. Так родилась небольшая книжка Камениаты, «человека неискушенного и непривычного к сочинительству» (гл. 79). Она поражает нас своей удивительной для византийской литературы непосредственностью и реалистичностью манеры, «лица необщим выраженьем».