Присутствующие в изумлении и смятении уставились на лейтенанта, и, наверное, каждый из них в ту секунду размышлял, действительно ли молодой человек пьян настолько, что осмеливается дерзить самому генералу Моргану, или же он просто сошел с ума на нервной почве.
Генерал молчал, все так же с каменным спокойствием наблюдая за смущенными офицерами. До Джастина не сразу дошло, что он в ярости вскочил на ноги и теперь, сложив руки на груди, тяжело дышал, стараясь умерить свой гнев. Он на подкосившихся ногах упал обратно в кресло и, ожидая жесткого выговора, замолчал, пытаясь успокоить сбившееся дыхание и попрощаться со светом белым.
— Мистер Калверли, — тихо начал Морган, остановив взгляд своих ледяных серых глаз на юноше, — не кажется ли вам, что военная тактика не вашего ума дело? Вы всего лишь лейтенант, младший офицер, исполняющий свои обязанности. Если после вашего прорыва у Вашингтона в августе вы возомнили себя талантливым полководцем, то я вынужден вас разочаровать: ваша самонадеянность граничит с глупостью. Вы предлагаете отказаться от хорошо спланированной стратегии ради непродуманной и спонтанной атаки в Луизиане? Предлагаете бросить Вашингтон, когда он почти у нас в руках? Ну что ж, я вас внимательно слушаю.
«Это мы сидим у них в западне, несчастный кретин».
Джастин нервно теребил край своей несвежей рубахи, только сейчас вспомнив, что пришел на собрание без мундира — непозволительная наглость, — с ужасом соображая краем еще трезвого сознания, насколько сильно он облажался, вступив в спор с генералом. Джастин, одернув себя, неуверенно произнес:
— Если мы оставим на позиции первый полк, то уже через неделю лишимся его. Лучше было бы провести стратегическое сокращение линии фронта, объединить оставшиеся силы под Вашингтоном и перекрыть путь к Ричмонду с севера, иначе мы просто потеряем город, и тогда уже не будет смысла воевать.
Воцарилось молчание. Все напряженно ждали, какова же будет реакция генерала на подобное заявление. Джастин старался лишний раз не дышать, а дрожащие руки спрятал поглубже в карманы. Сидевший напротив него Костерман еле заметно кивнул, одобряя его смелость, но от этого легче не стало; Джастина пробрал липкий пот.
— Мистер Костерман и мистер Калверли, останьтесь, пожалуйста, — полным холодной ярости голосом сказал Морган и заговорил с остальными:
— Господа, я жду вас через час на повторное совещание, а пока прошу оставить нас.
Офицеры немедля отдали ему честь, взглянув с подчеркнутой небрежностью на хмурого Джастина, и с презрительно перекошенными уголками рта отвернулись, выходя из кабинета.
Генерал поднялся на ноги и поравнялся с Джастином.
— За подобную дерзость мне следовало бы вышвырнуть вас ко всем чертям, лейтенант. Вы что себе позволяете? — прошипел Морган, неотрывно глядя на него взглядом твердым, как старое железо.
Хотя генерал был ниже Джастина почти на целую голову, казалось, что его сейчас раздавят, как муравья, но гордость взяла свое, и Джастин, совладав с собой, упрямо произнес:
— Как вы удачно заметили, сэр, я был в августе под Вашингтоном и видел, что там творилось. Нам не пробиться через их укрепления на севере, но мы можем сохранить сотни человеческих жизней и попытаться спасти Луизиану. Вы хотите сказать, что я неправ, генерал? В таком случае я понесу наказание.
Побледневший Костерман открыл рот от изумления, в то время как Морган вдруг неожиданно для офицеров скривил губы в ехидной, малоприятной улыбке, которая была совершенно неуместной. У Джастина подкосились ноги. Вряд ли эта гримаса могла предрекать что-то хорошее в его дальнейшей судьбе.
— Значит, рвемся в бой, так я понимаю, лейтенант Калверли? — на лице генерала застыло выражение брезгливости, а глаза зло сощурились.
— Сэр, я… — Джастин осекся, соображая, что можно ответить, если у тебя в голове словно ураган прошелся и все мысли разом исчезли. — Так точно! — сдавленно отчеканил Калверли, вытянувшись так, что, казалось, спинные позвонки насквозь исполосуют живот и грудь парня. Ему вдруг показалось, что последними словами он сам вынес себе приговор.
— Очень похвально, — сухо процедил разом побагровевший мужчина. — Раз ваше желание влиться в стройные ряды наших соотечественников настолько велико, что вы пренебрегаете правилами устава, я, пожалуй, пойду вам навстречу, хотя за подрыв дисциплины вам прямая дорога в штрафники.
Джастин продолжал сохранять субординацию, однако слова главнокомандующего были лучше ледяного душа на тридцатиградусном морозе, быстро вырвав, словно стальными клешнями, из пьяного полуплавающего состояния, в котором он пребывал после двух бутылок в одиночку выпитого шнапса, который за долю секунды будто бы выветрился из крови.