— Слушай сюда, остряк недоделанный, — рявкнул Клиф, резко выпрямившись, — то, что мы с тобой друзья, не дает тебе права отвиливать от своего долга! Я даю указания — ты их выполняешь, все просто. Так что хватит молоть чушь, быстро хватай свой взвод за яйца и живо к равнине, шагом марш! И не дай боже я узнаю, что янки подошли ближе пяти километров к нашему лагерю — я тебя четвертую, к гребаной матери!
Джастин нехотя поднялся на ноги и невозмутимо сказал, хотя показушное спокойствие стоило ему невероятных усилий, но соблюдать уставные правила официального тона уже не было желания:
— Если бы ты, как я вчера предложил, отправил отряд к югу от равнины, они бы не подпустили янки к лагерю и на десять миль. А вот теперь я должен рисковать своими людьми, чтобы ты, идиот безмозглый, успел собрать остатки армии и быстро ретироваться к лесу. Долбануться можно… Я должен сейчас вести своих парней в самое пекло, спасая твою драгоценную шкуру!
— Тебя еще забыл спросить, как и что мне делать! — прорычал Костерман, швырнув в Джастина перевязь. — Быстро собирайся, и чтобы через десять минут тебя и твоего взвода здесь не было.
— Да без проблем! — взорвался тот, пристегивая к черной кожаной перевязи карабин. — Когда нам всем пустят кровь на той проклятой равнине, они доберутся и до тебя. Так что не спеши жопу рвать — далеко не убежите со своими раздолбаями. Все равно мы в одной лодке, так и на дно пойдем все вместе!
Джастин со злостью смотрел в лицо обмершего от ужаса майора, который, вроде соляного столба, застыл, будто не понимая слов Калверли.
На мгновение Джастину показалось, что друг просто тронулся. Грохот ближнего боя становился все отчетливей, и Костерман вдруг словно очнулся от ступора.
— Быстро к равнине, — почти спокойно, с каким-то туповато-растерянным видом скомандовал он. — Нам нужно время, чтобы санитарные повозки ушли к дороге. Фронт подошел слишком близко… слишком.
Создавалось впечатление, что майор говорит сам с собой, тихо и безэмоционально, на миг став похожим на мраморную статую, хладнокровную и пустую.
Джастину стало не по себе, словно бы он смотрел в лицо бездне, пустоте.
— Сколько дать тебе времени, Костерман? — охрипшим голосом осведомился Джастин, вздрогнув от очередного грохота, подхваченного ветром за восемь километров от лагеря.
— Сколько сможешь. — Через секунду майор исчез из палатки.
Джастин с силой пнул стул, и тот с грохотом свалился на землю. Как они могли так попасть?! Что теперь делать? Раненых две сотни человек, а до дороги три часа езды. Он не сможет удержать блокаду, скорее земля с орбиты сойдет раньше, чем Джастин остановит войско проклятых янки, которые, как саранча, прибывают из-за холма Гвен.
Быстро взяв себя в руки, он достал свою саблю, два охотничьих ножа и направился в загон за лошадью.
Джастин прекрасно знал, что сегодняшний день обернется не просто настоящим провалом. Он чувствовал, что его конечный пункт назначения уже близок и вряд ли ему удастся пережить сегодняшнюю бойню. По дороге Джастин то и дело оглядывался, ища глазами Криса или Норманна — ему было необходимо присутствие друзей, их поддержка, вечные шутки и самоуверенность, — но все было безуспешно: в лагере царил настоящий хаос. Одни бегали и метались, помогая друг другу переносить раненых на повозки, другие уже собирались на построение, готовили своих коней и выдвигались к равнине ровными рядами, в две колонны, шествие замыкала сотня пеших бойцов резервного состава.
Офицер вздрогнул: холод пробежал по его жилам в тот миг, когда на смену страху и робости пришло жестокосердное безразличие, будто кто-то специально засыпал его душу и сердце сырой от крови землей, в которой лежали мертвецы — его погибшие однополчане. Кто-то похоронил его чувства под слоем пыли и грязи, в которой они все лежали. Джастин снова видел себя стоящим перед безобразной могилой, где были погребены тела его товарищей, их черепа и кости еще покрывали отмершие участки кожи, но они светились, свет шел из сухих глазниц, проходил через ребра и освещал стоящих у этой могилы — Джастина и его солдат, сейчас стройной колонной двигающихся в тот новый бой, который унесет еще сотни жизней. Мертвецы в могиле смотрели на них провалами глазниц и безмолвно звали к себе, уговаривали сложить оружие, лечь рядом с ними, присоединиться добровольно. Джастин перед каждым боем знал, что подобная картина возникнет у него в голове, как и сейчас, хотя его взор по-прежнему провожал колонну кавалеристов. Он хорошо понимал, что в скором времени все стоящие у этой могилы окажутся в ней, будут столкнуты туда; возможно, и он сам, ведь Джастин часто видел себя на самом ее краю — одной ногой в могиле, но каждый раз отступал в последний момент и яма забирала тех, кто стоял у него за спиной, после чего земля скрывала жуткую бездну, и Джастин снова приходил в себя. Живым.