Две войны (СИ)

В следующий момент дверь с грохотом шарахнулась о каменную плитку ванной, слетев с петель окончательно. Джастин вскрикнул и прикрыл голову руками, ожидая ударов, но Эллингтон его поразил. Он стоял в проходе, держа в руках веревку, на конце которой висела петля. Джастин побледнел, по спине между лопаток скользил холодок, будто пробежала холодная быстрая ящерица.

— Джастин.

Собственное имя показалось наждаком, прошедшимся по оголенным нервам, и, не совладав, с собой он с рыком кинулся вперед. И, сделав удачный выпад, умудрился врезать Эллингтону по морде с такой неожиданной силой, что тварь отлетела от двери. После удара он вздрогнул и в полный голос вскрикнул от растущей боли в разбитых костяшках и сломанных пальцах — по привычке удар был нанесен правой рукой. Стиснув зубы до боли в деснах, Джастин схватился за руку и не заметил, что отродье уже пришел в себя и, приблизившись к нему, опять в своей излюбленной манере вцепился в горло одной рукой, а второй продолжая сжимать веревку. Огромная сила, которой Джастин снова не смог противиться, вынудила его быстро спасовать и безвольно вцепиться покалеченной рукой в запястье насильника, напрочь позабыв о лезвии в судорожно стиснутом кулаке левой руки, и невнятно просипеть, почти беззвучное:

— Отпусти.

— Никогда.

От холодного удовлетворения в этом голосе даже кровь вскипела, но он уже не мог вымолвить ни слова, а лишь бессвязно шевелил губами, стараясь словить хоть немного воздуха. Грудь сдавило, будто внутри полыхала доменная печь, кровь кипела и стучала, разрывая виски, дышать он больше не мог — так сильно пальцы передавили горло. Мгновенно захлестнувшая паника пересилила даже головную боль, когда от недостачи кислорода в глазах медленно потемнело, а по телу пробежала неприятная легкость, залегшая где-то в ногах, которые тут же подкосились. Он бы точно свалился на пол, если бы не рука, по-прежнему сжимающая его шею. Внимательно смотря, как закатываются глаза пленника, как синеют губы, а попытки освободиться утихают, Эллингтон отшвырнул его, как котенка. Джастин свалился на пол, ударившись головой, но главным было то, что он опять мог дышать, хотя рваный хрип, вырывающийся из его горла, мало чем походил на вдохи — скорее на судороги, словно бы у него в легких были определенные клавиши, на которые давил проникающий внутрь воздух, вытягивая жуткие звуки удушья.

— Поднимайся.

Джастин не знал, когда Эллингтон надел на него страшный ошейник, но почувствовав, как впиваются в шею тугие стежки веревки, он сразу же понял, что дело дрянь.

Захотелось сдохнуть с пугающей отчетливостью, но ноющее чувство долга зазудело где-то под левой лопаткой, вынуждая промолчать. Враг ждет очередной глупости, чтобы отделать его по-настоящему, а может даже и убить, что уж ему стоит? Джастин вспомнил о блефе, вынуждая себя играть дальше, что бы ни происходило. Он попытался приподняться на локтях, но Эллингтон явно остался недоволен такой неповоротливостью и медлительностью, поэтому снова дернул за веревку — петля затянулась туже, и Джастин вскрикнул, ухватившись за нее.

— Последнее слово всегда за мной будет, животное.

Джастин даже и возразить ничего не мог на это, хотя в другой раз за подобное оскорбление обязательно бы ответил тем же, независимо, была бы вокруг его шеи веревка или нет, но не на этот раз.

Сейчас он действительно был животным на поводке. Наверное, капитан наслаждался его болью и унижением, потому что на его лице играла довольная улыбка.

— Начнем дрессировку, сука?

Чем сильнее тот дергал за веревку, тем туже петля обхватывала шею, и не оставалось никакого выбора, кроме как полностью выполнять то, что от него требуют, ведь в противном случае он рисковал задохнуться из-за собственного упрямства.

Эллингтон поволок его к кровати. Джастин вцепился в веревку уже обеими руками и захрипел, но вдруг раздался тихий звон, и он испуганно попытался извернуться, краем глаза заметив поблескивающее посреди комнаты лезвие, выпавшее у него из разжатой руки. Он настолько сильно сжимал бритву, что распорол себе ладонь до кости, но сейчас это едва ли его заботило. Кое-как приспустившись, он пихнул лезвие большим пальцем ноги, и то беззвучно отлетело за диван. Через секунду Джастина швырнули к кровати, где его одолело удушье, и он задыхаясь закашлялся, выгибаясь всем телом, словно пытаясь впитать воздух через кожу. Пока пленник мучился у его ног, Эллингтон снял с себя штаны и стянул через голову рубашку, после чего сел на край кровати и одним движением ослабил узел, отпустив натянутую веревку.

«Он ничего не заметил».