Две войны (СИ)

Калверли был поражен тем, как эмоции преобразили его лицо: хмурые брови непривычно взметнулись вверх, в немом одобрении разгладилась жесткая линия губ, ставшая улыбкой, исчезли морщины у вечно прищуренных глаз. Джастин, забывшись на мгновение, удивленно отметил про себя, как помолодел Эллингтон, став будто лет на десять моложе своего истинного возраста. Губы снова обхватили головку члена, и он осторожно лизнул уздечку, не отрывая взгляда от изменчивого лица. Жаль, что он не видел его глаз: было крайне интересно, какие они в этот момент — такие же болотно-мутные, как в те моменты, когда им овладевает гнев и похоть, или же этот человек способен испытывать нечто иное, делающее его глаза яркими и живыми, как в первую их встречу. Ненормальный, противоречивый интерес, подогретый своей новизной и дикостью ситуации, вынудил Джастина слегка приподняться, но он все равно видел лишь подрагивающие ресницы и со странной смесью раздражения и любопытства понимал: ему этого мало. Он почувствовал, как порывистые движения бедрами стали все резче, напористее, а хриплое дыхание, вырывающееся из полуоткрытого рта, участилось еще сильнее, прерываясь стонами и легким удовлетворенным шипением, когда язык начал настойчивее и смелее скользить по стволу.

В рот ему выплеснулось семя и случилось то, чего Джастин опасался больше всего: резко отстранившись, он выплюнул остатки спермы на пол, туда же последовала вязкая желчь, вывернутая из пустого желудка.

— Прирожденная шлюха, — Эллингтон пихнул его ногой, брезгливо поморщившись при виде содрогающегося в тошнотворных позывах пленника. — Будешь вылизывать мне пол, скотина.

Тот, едва отдышавшись, поднял полные злости и слез глаза; Эллингтон больше не сжимал в руках кочергу — она лежала на тумбе, но главное: конец веревки валялся на полу, рядом с его ногами. Это был его шанс. Соображал Джастин явно уже с трудом после пережитого шока — да в общем-то, никогда он особой сметливостью и не отличался, но рефлексы офицера вжились в него прочно и основательно, а страх заставил совершить опрометчивый поступок, от которого в данный момент зависела его жизнь. Именно в этот момент он был готов продать душу сатане, только бы достать до лезвия. Ему уже было глубоко наплевать на то, как он выберется из лагеря, если совершит убийство. Он упрямо смотрел в глаза Эллингтона и тщетно пытался утешить себя мыслью, что сейчас выколет их и навсегда сотрет презрительную ухмылку с этого лица.

До дивана было всего несколько дюймов, когда Джастин, наконец решившись, сделал обманный выпад вперед и, как только капитан попытался отразить удар, увернулся и, перекатившись через бок к дивану, вытянул руку; но нашарить под диваном бритву оказалось не так просто, и, пока он отчаянно водил рукой по полу, Эллингтон уже настиг его и ухватил за плечо, разворачивая к себе, одновременно вздергивая вверх. Джастин, вцепившись в ножку дивана, пнул изо всех сил, почувствовав непередаваемое удовольствие от услышанного сдавленного вскрика. К немалому его изумлению, Эллингтон оказался довольно отходчивым и стойким, так как через секунду уже был сверху, оседлав и нанося ему удары по лицу, ключице и голове. Джастин закричал от накатывающей боли и темноты; он не хотел терять сознание, зная, что все еще находится в безоговорочной власти этого чудовища.

— Хватит с тебя? — и, не дождавшись ответа, тот с неожиданной силой оттолкнул пленника.

Джастин тихо вскрикнул и схватился за разбитое лицо, чувствуя, как опухают рассеченные губы, наливаются кровью подбитые глаза и разодранные скулы.

— Ты меня опять разочаровал, Джастин, — горячее дыхание обожгло его у самого уха, и сухие губы прошлись легким невесомым поцелуем по мочке. — Не думаешь ли ты, что сможешь остаться безнаказанным за такую выходку?

«Ты проиграл, Джастин».

Джастин вздрогнул, повернулся на его голос и тут же встретился с ним глазами: они были ярче молодой травы, залитой полуденным солнцем в летний день.

— Что мне с тобой делать? — задумчиво спросил Эллингтон, обнимая его за шею и зарываясь пальцами в спутанные волосы.

— Просто убей меня, и покончим с этим, — выдохнул лейтенант ему в губы; он был так близко, что касался его лица кончиком носа.