Две войны (СИ)

Неделю назад Джастина направили работать на каменоломню, в двадцати ярдах от которой находились угольные шахты, а ещё в нескольких ярдах от них - наковальня и водосборники, осуществляющие сбор подземных вод в специальных ямах с последующей её выдачей кожаными вёдрами на поверхность. Эта вода шла на нужды штаба, так что янки ежедневно заставляли южан носить огромное количество воды на задний двор, где к концу дня оказывалось несколько сотен вёдер и бочек. Вода проходила через фильтры, состоящие из гравия и древесного угля, после чего отстаивалась несколько дней и была готова к употреблению, однако ни капли из добываемой воды южане не получали и были вынуждены прибегать к самостоятельному сбору воды. Конфедераты собирали воду в некое подобие бочек, хотя Джастину казалось, что резервуары больше походили на корыта.

“Чему удивляться? Мы для них не более чем скот”.

Так как пленным приходилось работать не менее восемнадцати часов в сутки, времени на сбор воды, для собственных нужд, почти не оставалось, поэтому южане поочерёдно сменяли друг друга по ночам. Выливая накопившуюся из резервуаров воду в колодец девятифутовой глубины, рассчитанный на использование пленниками из первых трёх бараков, где жило триста человек, включая и Джастина. Оставшиеся семь бараков имели точно такие же колодцы, но каждую ночь кто-то из конфедератов так и норовил вынести несколько вёдер воды из соседних колодцев, дабы облегчить собственные усилия в последующие несколько суток. Так что первые три барака, именуемые «Блоком А» были вынуждены нести ещё и ночной караул. Джастина невероятно бесило то, что эти люди совершают нечто подобное. Он недоумевал, почему южане всеми силами стараются испортить и без того сложную жизнь своих братьев, оказавшихся на равных условиях. Разумеется, он видел, что сотни человек уже лишились всякого рассудка, а те, кто ещё хоть что-то соображали, просто были бессильны сражаться ещё с кем-то кроме смерти, поджидающей их каждый день. Обезумевшие исчадия человеческого рода; они болтали какие-то бессвязные речи и затравлено озирались вокруг. Калверли понимал, что вразумить соотечественников нельзя, и каждый был и остаётся сам за себя, но он всячески пытался хотя бы облегчить страдания тех людей, которые, по его мнению, этого заслуживали. Он был офицером, а они были его людьми, его солдатами, хотя из третьей и четвёртой частей, которые попали с ним в плен после сражения на холме Гвен, он так и не увидел в лагере никого, с сожалением решив, что его однополчане не выжили. Однако это ничего не меняло, и Джастин понимал, что офицер, давший присягу своему Правому Делу перед Богом, не имеет права отступать и бросать на произвол судьбы тех, за чьи жизни он в ответе.

Он много раз представлял, что его эполеты и наградной револьвер всё ещё с ним, что он в своём красном мундире, высоких кожаных ботфортах с серебряными пряжками и шпорами. Что он в бывшем кабинете Даллоса, так и не ставшего ему родным, что война всё ещё продолжается, и он как обычно присутствует при сражениях, на которые его посылает генерал Морган. Всё это распадалось на куски, уходило с предрассветными сумерками и частыми утренними туманами, опускающимися на Вашингтонские леса. Джастин чувствовал, что всего этого больше не будет. Слишком долго он надеялся на чью-то помощь: сначала Клифа Костермана, который воевал вместе с ним. После, возложил надежды на Норманна Ллойда, потом на Джеффри Моргана, который просто избавился от него, послав в самое пекло, - бросил на растерзание Александру Эллингтону, который, в свою очередь, полностью справился с заданием. Спать в яме Джастин больше был не в состоянии. Он узнал от Маррея, что уже конец ноября, а значит, зима стоит на пороге и земля становится вместилищем льда. Кашель донимал его все сильнее, день ото дня. Этим утром он закашлялся кровью: темно-бордовый сгусток вынудил его принять решение перебраться в барак, где образовалось очередное пустующее место. Дерек принёс ему чистой воды и еду, как Джастин и просил солдата. Странно, но кинутые в порыве раздражения саркастические слова, почему-то были восприняты «синим» солдатом всерьез, что удивило Калверли, заставив задуматься: а может, парнишка будет ему полезен, пока он находится в лагере?

Он больше не верил в чудесное спасение, однако умирать в заключении как бродячая собака он не хотел, но видимо кто-то наверху просто отвернул свой взор от него и от этих людей, с которыми он разделил горькую участь. Каждый день они сражались с болью, усталостью и собственным разумом, который медленно, но верно подводил каждого из них. Джастин был свидетелем многих помешательств; те, кто смогли скрыть своё безумие, умирали долго и мучительно, разлагаясь внутри себя, а неспособные молчать, проявляли свой недуг агрессией ко всем окружающим и северяне со зверством убивали этого человека.

- Они делают одолжение не только ему, но и нам, - как-то сказал Майкл, когда на каменоломне произошёл очередной несчастный случай.