Двенадцать дней Дэша и Лили

– Конечно, люблю. И, наверное, люблю его достаточно сильно, чтобы перестать бояться того, что с нами будет. Это выяснится само собой. И один из способов узнать это: просыпаться по утрам рядом друг с другом, начинать вместе каждый новый день, быть одним целым, даже когда все вокруг меняется, портится или рушится. В душе я знаю, что могу прожить без него, но также знаю и то, что этого не хочу. Неплохое начало, да?

Согласен. Но на этом не успокоился.

– Но как ты к этому пришел? Как достиг в отношениях этой стадии?

Лэнгстон отпустил кольцо и откинулся на спинку сиденья.

– Ты интересуешься этим из-за вас с Лили?

– Возможно.

– Возможно?

– Понимаешь, я чувствую, что мы тоже можем к этому прийти. Однажды. В какой-то момент. Но, приближаясь к нему, мы каждый раз робеем. Не друг с другом. А сами по себе. Меня смущают мысли не о том, достаточно ли мы с Лили хороши как пара, меня смущают мысли о том, достаточно ли я хорош для Лили. Я пытаюсь ярко блистать для нее. И иногда, когда мы вместе, у меня это получается. Но большую часть времени я лишь тускло отсвечиваю. Чувства такие большие и сильные, а я такой блеклый.

– И лишь изредка – яркий.

– Кхм, спасибо.

– Не, я в хорошем смысле. Когда слишком ярко, больно глазам.

Слабое утешение. Не знаю, зачем все это сказал. На душе неспокойно. Разговоры о Лили обычно приносят ощущение, будто она рядом, так же, как мысли о ней словно сближают меня с ней. Сейчас это не помогало.

– Все это ни к чему, – произнес я.

– Что именно?

Неужели это нужно объяснять? Неужели он не чувствует того же?

– Ожидание. Разговоры. Думы. Все это ни к чему. Лили сделает то, что захочет сделать, и вернется домой, когда захочет вернуться. И в перспективе – будет со мной, если захочет быть со мной.

– А ты хочешь быть с ней?

– Да!

– Она знает об этом?

– А ты как думаешь?

– Понятия не имею.

Зашибись. Вот это вообще не утешительно ни разу. Но я тут же почувствовал себя глупо за желание получить утешение, не заслуживая его.

– Парадокс, правда? – заговорил Лэнгстон. – Люди, которых мы знаем лучше всех, которых мы любим больше всех, порой заставляют нас чувствовать себя так, словно мы не знаем их совершенно. Я могу сказать тебе, какие Бенни ест каши, назвать тебе излюбленную пару его носков и указать момент в фильме – в любом, – который растрогает его до слез. Я знаю, как он завязывает галстук. Знаю прозвища, данные им всем его двоюродным братьям и сестрам. Знаю, когда ему разбили сердце в третий раз. И в седьмой. И в десятый, который и считать-то не стоит. Но иногда ему вдруг неожиданно нравится что-то или он хочет чего-то, что, как я думал, ему никогда не понравится и чего он никогда не захочет. Или наоборот, ему не нравится что-то или он не хочет чего-то, что, как я думал, ему обязательно понравится и он обязательно захочет. В такие мгновения приходят пугающие мысли: может, я совсем его не понимаю и ошибаюсь во всем, что касается его, включая и наши отношения?

– И что ты тогда делаешь? – спросил я. Мне действительно нужно было знать. Никто другой мне этого сказать не мог. Ни один из друзей еще не достиг в отношениях этой стадии, а родители, достигнув ее, рухнули вниз.

– Жду. Напоминаю себе, что мне необязательно знать и понимать все; что в наших сердцах всегда будут неизведанные уголки. Я перестаю цепляться за то, каким себе его представляю, и вновь его узнаю.

– Проблема не в том, что я Лили не узнаю. Просто ее… почти никогда нет рядом.

Лэнгстон вздохнул.

– У нее сейчас напряженная жизнь. Много всего происходит.

– Я это понимаю. Правда, понимаю.

– Я сказал это не для того, чтобы расстроить тебя, а для того, чтобы приободрить.

– Тебе не удалось ни того ни другого.

– Слушай, я тоже переживаю. Решение съехаться с Бенни далось мне тяжело именно из-за Лили. Как оставить ее? Если честно, я даже собирался отказать. Не мог вообразить себе, как это сделаю. Но Бенни задал мне по-настоящему хороший вопрос: «И кому ты поможешь, оставшись?» Он имел в виду, что Лили должна найти свой путь самостоятельно. Должна повзрослеть и выйти за пределы нашей квартиры, нашей семьи. Мне не понравится ее поиск своего пути точно так же, как ей не нравится мой. Но если мы не двинемся дальше, то так и застрянем на всю жизнь на одном месте.

В разговоре с Лэнгстоном я уже перестал принимать все его слова на свой счет и поэтому понимал: размышляя о пути Лили, он говорит не обо мне с ней, а о себе с ней.

– Мне пора в школу, – сказал я ему.

Хотелось, чтобы он возразил и чтобы не возражал.

– Неплохая идея, – отозвался он. – Тут, на пароме, хватит и одной пары глаз. Не волнуйся, когда найду Лили, расскажу ей о приложенных тобой усилиях.

Да, этот день многое изменил. Раньше бы я посчитал его слова насмешкой. Теперь я знал – они искренни.

Будет безумием, если, завоевав сердце брата Лили, я потеряю ее саму.

Я попытался не думать об этом.

Не получилось.

* * *

Когда паром в очередной раз причалил к Бэттери-парк, я с него сошел. Паром снова отплыл. Лэнгстон стоял на палубе.

Я кивнул ему.

Он кивнул в ответ.

А потом паром уплыл, оставив позади себя волны.

* * *