Двенадцать железных цепей

Хал-азарцы повесили его на внутреннем дворе храма – прямо на столбе, на котором до этого башильеры сожгли хургитанскую ведьму.

Глава VII. Золотые оковы

Главный зал Тержвице выглядел заброшенно, но торжественно. На стенах – фрески, частично разрушенные от сырости. Через лопнувшее витражное окно проникал яркий свет, и в его золотых лучах качались пылинки. В огромном куполе, перелетая с одной балки на другую, резвились белые голуби: госпожа Кажимера позволила им остаться, потому что испытывала слабость к птицам, уж Уршула это знала. Других животных – крыс и насекомых – вывели. Да и весь зал облагородили, избавили от плесени и сора, зачаровали от голубиных следов, и теперь тёмные глаза какого-то Перста с фрески смотрели на место, источавшее величие и вневременной покой, а не тоску и старость.

Церковные лавки заменили креслами – для чародеев Драга Ложи, – и стульями с мягкой обивкой: для их спутников и тех, кого они опрашивали. Но даже на самом мягком стуле было неуютно сидеть под взглядами могущественных колдунов. Ещё госпожа повелела раздобыть для Тержвице длинные столы – Уршула думала, что эти столы, как и весь суд в Тержвице, были нужны лишь госпоже. Только перед ней лежали бумаги, в которых она время от времени делала заметки изящным пером.

За те несколько дней, что Уршула провела в Тержвице, она уяснила: никто здесь не подходил к делу так ответственно, как её госпожа. Грацек время от времени покидал зал, оставляя своих выкормышей смотреть, как очередные колдуны отвечали на холодно-вежливые вопросы госпожи: Йовара и его двор оставили на сладкое, поэтому пока шла вереница иных чародеев. Пан Авро оживлённо беседовал, если в зале оказывались знакомые тачератцы, но в остальное время просто поддакивал или увлечённо вырезал карнавальную маску. А госпожа… О, она следила за всеми с участливым вниманием хищницы.

Её допрос не занимал много времени.

«Добрый день. Как самочувствие? Славно, славно. Пожалуйста, присаживайтесь».

Вопросы – тонкий взвизг кнута.

«Как добрались?»

В-вжик.

«Возня с чудовищем ужасно утомительна. Не правда ли?»

Мягкая полуулыбка.

Светлые жёлто-зелёные глаза – как пластинки прозрачного топаза.

«Я имею в виду этот суд».

Кто-то терялся под её взглядом. Кто-то выходил из себя, как глава знатной савайарской семьи из Тачераты, осанистый мужчина в чёрном камзоле.

– Сеньора, – потребовал он рокочуще, с южным говором. – В чём меня подозревают? – Вскочил. – Это унизительно.

Пан Авро замахал руками:

– Алессано, друг мой, успокойтесь.

Но Уршула не сомневалась, что именно таким друзьям, как этот савайарец, пан Авро в своё время подливал яд в вино.

Алессано скрежетнул зубами.

– Не будем ходить около, – заявил он, оглаживая бородку. Господарская фраза прозвучала у него чужеродно, хотя в остальном он прекрасно владел языком. – Вы считаете, что я приложил руку к этому? – Его голос взлетел. Алессано указал на изображение, которое госпожа разожгла чарами в середине зала: Сущность из Стоегоста бросалась на копья дружинников. – Или, может, в этом виновата моя семья?

– Пан Алессано, пан Алессано… – Авро закачал головой. – Не будьте так резки. Никто вас не обвиняет. – Он сказал «пан», на тачератский манер, хотя савайарский чародей наверняка предпочёл бы обращение «сеньор».

– Нет! – Алессано погрозил пальцем. – Не нужно мне таких заверений. Я приехал в эту глушь и имею право спросить: зачем это всё?

Уршула вытянулась. Она была готова поклясться, что сейчас выглядела так же, как оставленные Грацеком ученики: смотрели с любопытством, будто были желторотиками, а не доверенными лицами Драга Ложи.

Алессано прочистил горло.

– Что вам от меня нужно?

Госпожа Кажимера отложила перо всё с той же лёгкой полуулыбкой.

– Мне нужно, чтобы вы сели на место, сеньор.

Слова – как ледяное крошево.

Госпожа откинулась на спинку кресла.

– А потом ответили на мои вопросы. Без лишних страстей. – Она повела рукой. – В нашей стране случилась беда, а вы со своей семьёй уже больше десяти лет пользуетесь тачератским гостеприимством. Разве это не ваш долг – помочь нам, если мы этого просим?

Глаза Алессано потемнели.

Взгляд госпожи был спокойным и острым. Уршула почувствовала исходящие от неё волны чар – и Алессано тоже наверняка их почувствовал, раз решил больше не искушать судьбу.

– Хорошо. – Он приподнял ладони, возвращаясь к стулу. – Хорошо-о… Я вас слушаю.

Госпожа Кажимера сказала ему фразу на савайарском – как поняла Уршула, какую-то любезность. Вообще, оценила она, на савайарском мог бы идти весь разговор – пан Авро и госпожа владели этим языком в совершенстве, но, похоже, решили соблюсти приличия для учеников Грацека, чтобы те потом смогли рассказать наставнику, что здесь происходило.

Однако если на знатных савайарцев смотреть было любопытно, то на многих других – попросту скучно. Как на Збыслава, стоегостсткого купца, которого сама же Уршула в Тержвице и пригласила. После статного савайарца он выглядел таким потерянным, что вернувшийся Грацек хмыкнул:

– Каков смельчак. – Кивнул своим ученикам. – Неужели такой бы связался с чудовищем?..