Единственной возможной альтернативой такой точке зрения могло бы служить доказательство того, что викарий с помощником, несмотря на пылкие заверения мистера Бервоша, видели вовсе не Маршалла. Добрых три дня я потратил на поиски подходящего кандидата на роль лже-Маршалла – местного жителя, которого при беглом взгляде можно было бы с ним спутать, – но такового мне обнаружить не удалось. У Маршалла приметная внешность: замечательно длинный нос, румянец на щеках и большой рот. Да и одевался он своеобразно. С учетом того, что свет из домика викария падал прямо на лицо странного гостя, обознаться было бы мудрено. Словом, эта гипотеза никуда не годилась. Все указывало на таинственного двойника. Я искренне считал, что в двойничестве кроется наиболее вероятная разгадка сассексвиллского происшествия. За всю мою карьеру исследователя психических феноменов еще не было случая, чтобы оккультное явление получало столь обоснованное и неоспоримое доказательство.
И здесь я прошу читателя сделать паузу, чтобы мысленно вернуться к основным вехам этой истории – как я вам ее поведал – и, положа руку на сердце, ответить на вопрос: не кажется ли вам, что доказательство выглядит практически безупречным? Ни один сколько-нибудь сведущий в современных психических исследованиях человек не поставил бы под сомнение стройную версию только потому, что профанам она представляется надуманной и абсолютно бессмысленной.
Стоит ли говорить, что выводы, к которым я в итоге пришел, с энтузиазмом были встречены в нашем ученом обществе, – всегда приятно увериться в пользе собственного существования! От людей, посвятивших себя психическим исследованиям и за свое любопытство прослывших дураками и даже мерзавцами, напрасно было бы ждать чрезмерной придирчивости к добротно аргументированным результатам, а именно такие результаты я и представил. Этот случай, выражаясь грубо, но образно, мы швырнули в лицо нашим хулителям по всему миру, и мое выступление на майском заседании общества стало своего рода триумфом. А все доступные нам средства были брошены на то, чтобы побудить мистера Маршалла вновь явить своего двойника.
Я уже упоминал преподобного Филипа Вендовера в качестве очевидца сассексвиллской истории. Мистер Вендовер принадлежал к тому подавляющему и, увы, предвзятому большинству, для кого психические феномены не более чем выдумки. Он был молод, красив и атлетически сложен; до церковной должности в Сассексвилле он занимал место школьного воспитателя в Динчестере. Для завершения портрета следует отметить, что мистер Вендовер с удивительной легкостью пересыпал свою речь бойкими словечками, которые проникали подчас даже в его обращения к пастве с церковной кафедры. Все время, пока я разбирался в перипетиях дела о двойнике мистера Маршалла, он откровенно меня высмеивал, несмотря на то что в моем расследовании выступал одним из главных свидетелей. От его излюбленного выражения «собачья чушь» я готов был на стену лезть.
– Все это чушь собачья! – восклицал он в своей сварливо-благодушной манере. – Вы же взрослый человек, вроде бы разумный и образованный, а на что тратите себя? Гоняетесь за химерой допотопных суеверий в угоду когорте безмозглых старых дурней, окопавшейся в Лондоне! Какого лешего! Ладно бы еще у вас силенок не было, так ведь есть. Займитесь чем-нибудь стоящим!
– Послушайте, – возвращался я к своим баранам, – налицо факты…
– Ох, оставьте! Какие, к бесу, факты! Если вы про двойничество, то для меня это не факты, а бред сивой кобылы.
– Зато для меня факты – это факты, – возражал я.
– Вот заладил!.. Вы попросту проглядели какой-то изъян. Если факты служат доказательством несусветной чепухи, значит с ними что-то не так.
Я снова терпеливо излагал ему обстоятельства дела, чтобы обосновать свою позицию.
– Где тут изъян? – вопрошал я, разворачивая перед ним цепочку доказательств.
Однако он тотчас терял терпение и начинал беспардонно обрывать меня на каждом слове. Мол, у него нет ни времени, ни желания копаться в очередной высосанной из пальца истории с привидениями, когда заранее известно, что все это ахинея. В ответ я тоже повышал голос – не уступать же его нахрапу!
– Если у Маршалла есть двойник, пусть оба явятся сюда при свете дня, – твердил он.