Дверь в стене

Эта новая версия была мне как кость в горле – ведь я успел обнародовать результаты своего расследования и прославился в нашем ученом обществе! Мой собеседник, развалясь в кресле, наблюдал за борьбой противоречивых чувств, отразившейся, вероятно, на моем лице.

– Доппельгангеры! – фыркнул несносный Вендовер.

Я встал. В сердцах схватил его шляпу и запустил ею в спиритические фотографии на противоположной стене. Не исключаю, что при этом я позволил себе пару крепких выражений. Затем швырнул в огонь планшетку и следом принялся за сообщения об опытах с магическим кристаллом, разложенные на письменном столе. Изорвав в клочья одни и скомкав другие, я разом успокоился и отошел от стола. Помощник викария уже держал наготове трубку.

– У вас не найдется спички, друг мой? – спросил он меня как ни в чем не бывало.

Пошарив в карманах, я взял спички с каминной полки и подал ему. После чего уселся в кресло у очага, снял с подставки одну из своих трубок и последовал его примеру.

1897

Каникулы мистера Ледбеттера

Мой друг мистер Ледбеттер – маленький круглолицый человек; природная кротость, которая читается в его лучистых глазах, благодаря толстым стеклам очков взмывает чуть ли не до небес, а низкий голос и размеренно-неторопливая манера говорить вызывают раздражение у раздражительных людей. Продуманная четкость речи и несколько нервозная склонность быть твердым и точным во всех жизненных вопросах, как значительных, так и не очень, выработались у него еще в те годы, когда он подвизался учителем в школе, и сохранились по сию пору, когда он служит викарием. Он убежденный клерикал, шахматист, и иные подозревают, что он втайне увлекается высшей математикой, – но все это скорее похвально, нежели интересно. Он словоохотлив и всегда сообщает собеседнику массу ненужных подробностей. Многие избегают разговоров с ним, считая его (если выражаться без обиняков) «занудой», и даже делают мне своего рода комплимент, удивляясь, чего ради я терплю его общество. Впрочем, не меньше людей дивится тому, что он поддерживает знакомство с таким неотесанным и недостойным субъектом, как я. Похоже, мало кто относится к нашей дружбе беспристрастно. Причина этому проста: никто толком не знает, что нас связывает и какая ниточка дружеских отношений тянется от меня – через Ямайку – в прошлое мистера Ледбеттера.

Насчет этого прошлого он проявляет сдержанность, полную затаенной тревоги. «Даже не представляю, что бы я делал, если бы все вышло наружу, – признается он в подобные моменты и повторяет озабоченным тоном: – Даже не представляю, что бы я делал». Сказать по правде, я сомневаюсь, что он стал бы что-то делать – разве только покраснел бы до самых ушей. Но об этом речь впереди; умолчу я пока и об обстоятельствах нашей первой встречи, поскольку конец рассказа должен следовать за началом, а не предшествовать ему, – таково правило, хотя меня порой и подмывает желание его нарушить. Началась эта история очень давно; в самом деле, прошло уже около двадцати лет с тех пор, как Судьба, провернув ряд хитроумных и удивительных маневров, образно говоря, вверила мистера Ледбеттера моему попечению.

Я жил тогда на Ямайке, а мистер Ледбеттер работал школьным учителем в Англии. Он был лицом духовного звания и уже заметно напоминал себя нынешнего: та же округлая физиономия, те же – или похожие – очки, та же легкая тень удивления на спокойном лице. Правда, когда мы только познакомились, он выглядел взъерошенным, воротник его можно было принять за влажный компресс на шее, и, возможно, именно это и помогло преодолеть естественную пропасть, разделявшую нас, – о чем, повторяю, я расскажу позже.