– Погодите. Довольно скоро слух об этом шатком подозрении дошел до моих ушей, и честно признаюсь вам, я не придал ему большого значения и никоим образом не связал его с вашим доскональным расследованием. Да и кто стал бы обращать внимание на такой пустяк? Только на днях иду я себе мимо Маршаллова участка – и что вижу? Да ничего особенного – Маршалл (так я сперва подумал) сажает бобы. Стоит спиной ко мне, согнувшись до земли, и потому у меня перед глазами только то, что ниже пояса, и больше почти ничего. Я подошел к ограде и окликнул его с намерением потолковать о давешней краже. Он поднял голову, повернулся – и тут я понял свою ошибку. Это был вовсе не Маршалл, а наш герой Фрэнкс, который трудился на хозяйском огороде в хозяйских же старых штанах. Ага, заинтересовались? То-то! Бесспорно, если взять только голову и лицо, то между ними нет ничего общего, я первый готов это признать; но если посмотреть на… сзади… то сходство поразительное! Можно запросто обознаться.
– Но викарий… и вы тоже… вы оба говорили, что видели его лицо!
– Видели, видели и голос слышали. Но что касается других свидетелей в вашем деле… Сами понимаете – обильные возлияния, темная ночь…
Я немного растерялся. Вероятность подобной ошибки мне даже в голову не приходила. Меньше всего я ожидал подвоха с этой стороны! Конечно, четверо подвыпивших мужчин способны обознаться, но оставалась еще миссис Маршалл: даже если она не видела мужа вблизи ни вечером, ни в течение ночи, то уж наутро она его точно увидела!
– Вы ведь не думаете, будто я приехал поведать вам половину истории, – сказал Вендовер в ответ на мои возражения. – Ничуть не бывало! Я размотал весь клубок и нашел решение этой благословенной загадки. Понимаю, что вам неприятно будет убедиться в собственных просчетах, но ничего не поделаешь. Едва я подметил некоторое сходство между стариной Фрэнксом и Маршаллом, я понял, что не отступлю, пока не распутаю все от начала до конца. Сперва я отправился к Фрэнксу и завел неспешный разговор о наших приходских делах, а потом вдруг – раз! – хлопнул его по колену. «Мне все известно, Фрэнкс, голубчик ты мой, – заявил я. – Не отпирайся!» Мы с ним не первый день знакомы, и он только внимательно посмотрел на меня поверх очков эдак с полминуты. «Ни одна душа в Сассексвилле об этом не узнает, – заверил я его. – Клянусь честью. Но как ты изловчился выбраться из кухни в доме Маршалла, а его самого туда подложить?» Полагаю, он заметил азартный блеск в моих глазах. «Так ведь он, это, мистер Вендовер, забрался в сарайчик для лопат, прямо у бочки под стоком, – пояснил Фрэнкс, – а сапоги-то снял и поставил под смородиновый куст, да еще как аккуратно… Ну я давай его будить – не добудился. А ночь холодная, снег валит… Как оставишь человека на улице? Совести надо совсем не иметь». Теперь понимаете? – спросил меня Вендовер.
Я понимал даже слишком хорошо.
– Собутыльники притащили в дом Фрэнкса, полагая, что это Маршалл…
– …в то время как Маршалл ругался и богохульствовал, возвращаясь домой по тропе через холм.
– И когда Маршалл добрался до дому…
– …миссис Маршалл, свято веря, что муженек спит в кухне, то есть пребывает хоть и в свинском состоянии, однако в полной безопасности, никак не откликнулась на его попытки проникнуть в собственный дом: он мог сколько угодно колотить в дверь и ругаться почем зря – она нарочно обмотала голову тряпьем, чтобы заглушить шум, который, по ее разумению, устроил дебошир Аппс.
– Не повезло Маршаллу, – вздохнул я.
– Еще больше не повезло горе-расследователю, – поддел меня Вендовер и продолжил: – Когда Фрэнкс на рассвете пришел в себя, то подумал, что он в раю, – воистину нет большей отрады для души, чем непорочная совесть пред Богом и людьми![143] – ибо последним его ощущением за миг до полного забытья было предчувствие неминуемой смерти (дешевое пойло в «Семи шипах» разит наповал!), а первым после пробуждения – уверенность, что он таки умер. Представьте: сквозь заиндевевшее окно сочится лунный свет, кругом холодно, просторно и чисто, точь-в точь как должно быть в раю, – по крайней мере, у Фрэнкса сложилось похожее представление о загробном мире. К тому же, пошарив вокруг, он наткнулся на угощение – вот сосиски, а вот и сладкие пирожки!
Старина Фрэнкс, как это свойственно жителям сассекской глубинки, все понимает буквально. «В доме Отца Моего обителей много[144], и мне досталась чертовски удачная, в кои-то веки повезло», – примерно так описал Фрэнкс свои мысли. И только когда он на ощупь добрался до задней двери и открыл ее, чтобы ознакомиться с остальной частью своих новых владений, и за порогом неожиданно обнаружил Маршалла, в его помутневшем рассудке немного прояснилось и он начал смекать, что к чему. Оно и понятно: этот дом он куда лучше знал снаружи, чем изнутри. Дальнейшее вы легко домыслите сами.
– Ну и ну! – вымолвил я, пытаясь отыскать уязвимое место в его версии событий.