Двери открываются

– Отсюда не видно, но она слепила часы с крылышками и мне. Всем такие лепит. Не удивлюсь, если однажды эта штука станет их официальным талисманом. Ребят из будущего, которые могли бы это подтвердить, пока не встречали, хотя, казалось бы…

Уля не могла отвести взгляда от… собственных рук, которые ей пока не принадлежали. Ох уж эта ментальная гимнастика. Акулина шила так, словно делала это очень давно. Но ведь это не могло быть правдой? Она ведь не успела так уж сильно измениться.

– Гелла, кстати, никогда не перестанет благодарить тебя за тот совет, так что готовься. – Акулина улыбнулась, и Уля подумала, что никогда в жизни так широко не улыбалась, в основном из-за стеснения. – Хотя дело, скорее, не в совете, а в том, что ты с ней вообще заговорила. Помогла расслабиться. И без нее они бы не выдернули Рахи, когда он…

Акулина замерла на полуслове и замялась.

– В общем, передай ей огромный привет. – Она опустилась на колени и продолжала шить, все ниже, ниже и ниже. – И этому оболтусу тоже.

Но если та женщина в безумном самодельном костюме – Гелла? – оказалась в лифте Ули, значило ли это, что Ателье тоже находилось здесь? Просто с припиской «когда», а не «на каком этаже»?

Акулина резко взяла влево и исчезла из поля зрения Ули. А когда вернулась…

Над ее головой заплясали желто-зеленые огни.

Акулина и Уля выругались почти одновременно.

– Нет-нет-нет, слишком рано! – Акулина ускорилась, хотя это казалось нереальным. – Уля, послушай меня внимательно.

Уля вдруг осознала, что больше не чувствует себя сломанной: на месте боли остались только легкая паника и жажда кофе.

– В том, что с тобой случилось, нет ничего хорошего. Не оно сделало тебя сильнее. Оно случилось, и это было ужасно. Пусть оно послужит тебе. Нити бывают самыми разными, – затараторила Акулина, и Уля не совсем понимала, о чем она. Не совсем, хотя внутри нее начало ворочаться что-то неприятное. Что-то заснувшее. Что-то, все еще верящее в справедливость.

– Забирайся на этот чертов поручень. Я скину тебе иголку, когда доберусь до края. И…

За спиной Акулины зарябили помехи. Она выругалась еще раз.

Уля не стала ждать: зацепилась за металлическую трубу, поднялась, отлепилась от стенки… Опираться на край люка она больше не могла. Оставались только разбитые края зеркала и хлипкая арматура. Ничего страшного.

– Придется шить одной рукой, но это мелочи, правда, тут даже края не надо держать…

Голос Акулины продолжал звучать словно бы под водой.

Отсюда Уля почти могла разглядеть значок с часами. Крылья – наверняка тоже сваренные в кастрюле – блестели в свете лампочек.

Из темноты вокруг Акулины появились щупальца. Акулина скрипнула зубами и распласталась по полу – Улиному потолку. Она почти добралась до границы.

– Несмотря ни на что, Уля, слышишь?

Уля слышала, но не смела даже вздохнуть. Не могла выдавить ни слова: они застряли у нее в горле, в ее пальцах, в ее мыслях. Она смотрела на тускло сверкающую в руке иглу, от которой тянулись провисающие нити. Почти прозрачные, будто паутина.

Что, если Уля посмотрит сейчас наверх и увидит паучиху, которая ткет Вселенную? Раз у Мироздания была ткань, которая так легко рвалась, то почему бы не быть и ткачихе? Она ловила бы в сети звезды. Проглатывала бы их, подталкивая их хелицерами. Укутывала в коконы до лучших времен, пока звезда не созреет, не станет старше, не изменит свой цвет…

– Уля!

Уля запрокинула голову. Смотреть на Акулину все еще было сложно. Не как на солнце, а как на сцену фильма, от которой чувствуешь не принадлежащий тебе стыд. Ты просто слишком хорошо понимаешь персонажа. Ты был на его месте десятки раз.

Уля еще никогда не была на месте Акулины. Она не была уверена, что однажды сможет сменить свои лодочки на ее ботинки. И все же…

В глазах Акулины отражался тревожный внутренний свет лифта. Но лицо ее освещала улыбка – и почему раньше эти улыбки казались Уле такими ненастоящими?

Интересно, что отражалось в глазах Ули? Пустота? Потухшие звезды?

Уля кивнула. Акулина разжала пальцы.

Игла была ледяной. Не такой, словно ее оставили на ночь у окна, а будто ее забыли в том морозильнике, где Уля пыталась вырастить собственную цивилизацию.

– И не забудь отдать ему иглу! – раздалось над Улей, а когда она в следующий раз подняла взгляд, в люке была только темнота.

Ледяная, недружелюбная. Стремительно льющаяся вниз.

Уля сильнее вцепилась в остатки потолочного освещения, пытаясь понять, с чего ей начать. С нити мыслей? Но о чем думать? О том, как она не хочет отправляться в небытие, но все еще адски хочет кофе?

Пальцы ее отказывались шевелиться. Попробовать другой рукой?

Уля сглотнула. Нужно было всего лишь перебросить иглу из одной руки в другую и не грохнуться, так?

Впрочем…

Уля не стала слишком долго думать: сунула иглу в рот, сменила руку и сжала пальцами ледяной металл.

Игла обожгла язык и губы, но это было ожидаемо. Пальцы ее слушались, оставалось только…

От ушка иглы в сторону Ули тянулась нить. Она никак не могла понять, откуда именно та начинается, но знала это так же ясно, как то, что когда-нибудь Акулина перестанет прятаться за более «мягкими» именами.