Двое в лодке

Раскрасневшийся санитар вскоре подошел к лавке в саду, на которой нервно покуривал доктор.

– Ты что же, Аркадий Петрович, хочешь, чтобы я в человека выстрелил? Не стану. Это уголовщина, – вместо «здравствуйте» выпалил Вестовой.

– Чего тогда ружье принес? – Иртышный поднялся и подошел к нему вплотную. – Денежки тебе карман не жали пока?

– В тюрьму не хочу.

– Ты, если придется, по ногам не сможешь ему пальнуть, что ли?

– У меня дробь только с собой. Сам знаешь, как она разлетается.

– Не важно. Если он действительно заразился, то ему ничего не будет. Волка вспомни. Главное, чтобы бедняга сам не понял, кем стал.

– Подведешь ты нас всех под монастырь. А если ошибаешься?

– Хорошо бы. Не волнуйся, Егор Федорович, ты еще себе остров в океане не купил. Погоди, раскрутимся. Это так, рабочий момент.

«Вдруг Баров не один?» От этой дикой мысли сердце чуть не выскочило из груди Иртышного.

Доктор бросил бычок и мысленно унесся в дали, неведомые санитару. Он быстро вернулся оттуда и настоял на том, чтобы тот собрал ружье, но по больнице не мотался, а тихо засел бы в сестринской.

– Можешь даже подремать, – проговорил Иртышный.

– Как же, поспишь тут. Я уж лучше покурю.

Иртышный, взволнованный собственными подозрениями, взял с собой Кузнецова со Столяровым и приступил к визуальному осмотру остальных пациентов.

Для начала он посмотрел в глазок обиталища Кормильцева, второго шахтера. Клиент, как и всегда, гладил бугорки и впадинки на стене. Он заранее успокаивал ее, пытался предотвратить ночные эксцессы.

«С этим все нормально, похоже», – решил доктор.

Из-за недостатка времени Иртышный даже не стал заходить к нему. Тем не менее он отметил в голове, что у всех, включая медперсонал, придется брать анализы крови.

Потом доктор заглянул в камеру к Петру и увидел напряженное белое лицо, повернувшееся к нему.

– Гулять хочу, – лающим голосом сообщил олигофрен и надул щеки.

«Петр сегодня разговорчив. Гримасничает, лицо против обыкновения бледное. Надо сказать медсестре, чтобы померила давление».

– Скоро уже, – успокоил его доктор и перешел через коридор к камере, в которой жил Коленька.

Иртышный не любил заходить в палату к Николаю. У них психиатрическая больница, а не хоспис.

«Но как же деньги и милосердие? Ладно. Давай-давай!»

Доктор отодвинул заслонку. «Глазок» – это только название. Никакой оптики в нем нет, обычная дыра. Он посмотрел внутрь узкой камеры, заканчивающейся зарешеченным окном, и увидел, что налицо нарушение расписания. Пациент лежал на кровати и смотрел в потолок, а не сидел в коляске.

«Николай Рыжов, двадцать один год, брюнет, метр восемьдесят, дистрофия. Отсутствие реакции на внешние раздражители. Влеплю выговор медсестре. Сейчас пациент должен сидеть, а не лежать».

Николай медленно приподнял с подушки голову и посмотрел в глаза Иртышному.

Доктор от неожиданности отпрянул. Чтобы не потерять равновесие, он вцепился в плечо Кузнецова. Да и сами санитары были начеку и подхватили врача.

– Что там? – осведомился Столяров.

– Будьте готовы ко всему, – прошептал Иртышный, щелкнул замком и первым вошел в камеру.

Пациент снова плавно положил голову на подушку.

– Николай, ты слышишь меня?

Иртышный склонился над кроватью.

Слезы лились по ввалившимся щекам юноши. Веки его были опущены.

Доктор пытался вспомнить, вертелась ли шея у Рыжова раньше, но почему-то не мог.

«Черные зрачки! Прямо на меня. Они сужаются, реагируют на свет, фокусируются!»

Если бы Иртышный не среагировал, то получил бы тонкими как плети руками по лицу.

– Ты глянь, дистрофик наш взбунтовался, – заявил Столяров.

Но благодушное настроение санитаров мгновенно улетучилось.

– Что встали?! Вяжите его к кровати! – прикрикнул на них психиатр и сам первым набросился на оживший овощ.

Он старался поймать в воздухе и прижать к туловищу распустившиеся конечности. Санитары помогли ему. Они без труда справились со своей работой, зафиксировали кожаными ремнями блуждающие руки, неподвижные ноги, заодно перехватили широкой полосой и худосочную грудь. Теперь пациент уже не мог причинить вред ни себе, ни окружающим.

Иртышный снова склонился над ним.

– Ну что, друг ты мой сердечный? На сегодня представление закончено?

Веки жертвы аварии, привязанной к койке, снова закрылись, тело обмякло.

Иртышный нащупал пальцем пульс сразу под ремнем, чуть выше запястья, и облегченно выдохнул. Не умер Коленька.

Все трое вышли в коридор, и доктор распорядился:

– Прогулка отменяется. Для всех! Пациентов запереть по палатам. У каждого, включая персонал, принимая все меры предосторожности, берем кровь из вены. Образцы ко мне в подвал, в лабораторию.

– Неужели война, доктор? – пошутил Столяров.

– Не паясничайте! Вам пять минут на то, чтобы расфасовать народ по палатам. Все делать с максимальной осторожностью! Если кто-то будет кривляться, мягко настаивайте до победного конца. Обо всех эксцессах сообщать мне лично. Медсестру Рябинову сюда с пустыми пробирками. Начнем с Петра.

Доктор начал бояться, что кто-то намеренно заразил пациентов. Что делать, если так и было?

Металлический стук из камеры, в которой сидел душитель Баров, вырвался в коридор.