Может, нужно быть мягче и как-то избавить его от пагубной привычки? Будь я хорошей и верной женой, может, поддерживала бы его, давала больше тепла… Но я не хорошая и, как оказалось, не верная… Но тут последующие слова Олега полностью перечеркивают стыд, доселе живший в моем сердце.
— Да уж, ну и родственнички! Врагу не пожелаешь! Дедушка одной ногой в могиле, а бабушка на дух не переносит звание бабушки! Вот увидишь, когда к ней гости придут, она детей в шкаф спрячет, лишь бы никто не узнал ее настоящий возраст. Вот я не поленюсь и погуглю, какой твоя маман возраст указывает в интернете. Уверен, у нее где-то припрятан альфонс-любовник, — муж продолжает изгаляться над моей семьей, а я сжимаю кулаки от злости и смотрю на этого клоуна, в сотый раз кляня себя за то, что с ним связалась. — А твоя сестра тебя явно ненавидит, у нее это на лице написано.
Молча смотрю на него, опасаясь, что он заденет сейчас и тему Давида, и я проколюсь. Дернусь или покажу, что неравнодушна. Прикусываю губу, молясь, чтобы он заткнулся, наконец, и поднял свою тощую пятую точку.
Половину слов пропускаю мимо ушей, невроз от того, что мы вот-вот опоздаем, настолько меня захватывает, что ни о чем другом и мыслить не могу. Словно я та маленькая девочка, которая так боялась наказания. Но слова Олега насчет сестры заставляют меня покраснеть. Страх — вот что поселяется в моей душе, и он усиливается с каждой минутой, проведенной в этом доме. Сестра никогда не должна узнать мою тайну…
— Нет, — даже сама слышу, каким враньем отдает голос, даже дрожит. — Она просто… сложная… Характер такой… Капризный…
Ухожу, не договорив, боясь, что он заметит ту бурю эмоций из страха и стыда на моем лице. Да и появление детей уже не располагает к ссоре. Озорные мордашки заглядывают в дверной проем, и мне приходится утащить детей из пропахшей алкогольными парами спальни, чтобы они не увидели неприглядную действительность.
«И долго будешь прятать отца-алкаша от детей?!» — буравит мозг голос разума, а я упрямо кривлю лицо в радостной улыбке, маска доброй милой мамы с него не сходит. Иначе никак, дети должны видеть только хорошее.
— А деда в больнице? — Гектор заглядывает мне в глаза, мягко сжимая ладошку.
— Не переживай, милый, он скоро поправится, — успокаиваю ребенка, глажу по голове, и он счастливо улыбается. Мой старший сын такой добрый и сострадательный. Но не испортит ли это качество его будущее так же, как и в свое время мое?
— Мам, мам, ну быстрее! — подгоняет нас резвый Том, начиная прыгать по ступеням и норовя залезть на перила. Вот непоседа!
На площадке между лестницами оба сына задерживают дыхание.
— Рыцарь!
— Настоящий!
— А там внутри человек? — с опаской смотрят на меня, и я уже собираюсь позволить им потрогать латы и открыть забра́ло шлема, как слышу звонкий голос матери, торопящий нас спускаться.
— Не капризничайте, — прошу близнецов, хмуро смотрящих на обстановку вокруг, пока мы преодолеваем лестничный пролет.
Так же, как и в детстве, пахнет пчелиным воском, мягкий ковер под ногами такой же, как и тогда. Ничего не изменилось, даже запах этого дома, лишь я совсем другая. Чужая здесь. Как всегда… И отчего же так больно? Разве я не переболела? Не забыла?
Трясу головой и смотрю на детей, отвлекаясь от нерадужных мыслей. Не знаю, в кого они пошли. Я по утрам бодрячком, жаворонок. А их с трудом растолкала. Может, в… Давида? Сглатываю, даже не представляя, а какой он, когда только просыпается… Наверное, Милане лучше знать… Ревность острой иголкой протыкает сердце, и я ругаю себя за неуместные чувства.
— Долго спускаетесь, — недовольно бурчит мама, сидящая во главе стола. Второе место напротив пустует. Отцовское.
— Не привыкли мы так рано вставать, — веселым тоном отвечает Олег, вдруг оказавшийся рядом, и присаживается возле нее. С удивлением смотрю на него: что за метаморфоза? Он совершил спринтерский забег, чтобы умыться, одеться и спуститься за нами, будто так и было задумано.
Наверняка вспомнил, что каждое его действие послужит оценке его репутации в глазах моей семьи, и подсуетился.
Нам с детьми не остается ничего, кроме как сесть на стулья возле него.
Этот завтрак совсем не похож на наши обычные на Лазурном побережье. В домике на берегу моря мы обычно делаем всё без церемоний. Я не хочу повторять ошибки своих родителей и заставлять детей чувствовать себя неуютно. Но, к сожалению, здесь приходится столкнуться именно с этим.
За большим темным столом с нарядной скатертью собралась наша неполная семья, Милана с Давидом отсутствуют, мама, несмотря на то, что ездила ночью в больницу, чинно сидит за столом и аккуратно намазывает ножичком масло на тонкий хлебец.
— А где… — не договариваю, киваю на пустующие стулья.
Мама гордо вздергивает подбородок и поджимает в недовольстве губы. И тут хлопает входная дверь, не успевает она даже и рта раскрыть.
— Доброе утро! — каким-то слишком уж веселым тоном приветствует всех Милана.
Вид у нее для утра странный. Ультракороткое красное платье, такого же ярко-алого цвета чуть размазанная помада, вечерний макияж, туфли на огромной шпильке.