Все в таком шоке от меня, что смотрят пристально, не отрываясь. Вот только мама — единственная, кто больше обеспокоен мнением гостя.
— Я, видимо, не вовремя, — говорит он, неловко переминаясь с ноги на ногу и переводя взгляд с меня на мать.
Последняя кидает в мою сторону предупреждающий взгляд. В детстве я его опасалась. Он не сулил мне ничего хорошего. Вот только сейчас мне нет никакого дела до репутации семьи Стоцких. В конце концов, я уже давно не ношу эту гнилую фамилию.
— Ев, — осторожно трогает меня за руку Олег, почему-то не раздражаясь, как обычно, а окидывая взглядом мою фигуру. — Не кипятись, с кем не бывает. Может, нам стоит?..
— Нет, мы не останемся в этом доме, где ни во что не ставят моих детей! — заявляю твердо, взбешенная тем, что муж не поддерживает моих решений, особенно в присутствии посторонних.
Я ведь для него это делаю… Делала… И выдергивая руку из ладони мужа, спешу к лестнице. Но возглас матери заставляет меня остановиться и замереть на первой ступеньке.
— Ева! — кричит она, бросая гостя стоять посреди столовой с открытым от изумления ртом.
Она догоняет меня с искривленным от ярости лицом, затаскивая в библиотеку и захлопывая дверь. Поджимаю губы. Что, не хочет, чтобы нашу ссору слышал ее разлюбезный гость?
— Я вас не пущу! — раздается истеричный визг, аж уши прочистить хочется. — Что о нас подумают люди? Скоро намечается аукцион! Не позорь меня перед Ролдугиным!
Оборачиваюсь и окидываю ее презрительным взглядом.
— Ты сама себя опозорила, мама. Только и думаешь об общественном мнении. А что у нас за отношения в семье, тебя и вовсе не волнует, правда? Или как тебя называть? Стефания? Ах да, забыла, ты же Степанида!
— Мелкая паршивка, — цедит с яростью сквозь зубы мать, сжимая губы и становясь похожей на злобную ведьму из сказки. — Могла бы и пойти мне навстречу. Разве я многого прошу? Отец в больнице, так что я — за главу семьи, будь добра подчиняться! — переводит дыхание, скалится. — Мало того, что из дома сбежала и вышла замуж непонятно за кого, без нашего одобрения, между прочим, так теперь характер мне вздумала показывать? Могла бы и раньше детей привезти, а не подачки нам сейчас кидать, еще и не вовремя так. Меня не жалеешь, так хоть перед сестрой бы постыдилась, даже на свадьбу к ней не приехала. И смотри, что теперь. Она даже ребенка не может родить.
— А мне что, свечку в ее спальне держать? — задираю подбородок, холодея внутри от этой отповеди, вот только ничего внутри не екает, одна злость пробирает.
— Нет, но… — теряется родительница, осекается, не зная, что добавить, ведь отклика на моем лице не видит.
— А как я веду себя, мама? Ты бы лучше на себя посмотрела. Хоть бы попыталась с внуками наладить общение. Это ты ведь от них отрекаешься, не я! Молодишься? Зачем? Годы уже давно свое взяли.
Вижу, как ее перекашивает гримаса ненависти после моих слов, но я ведь права.
— Прими, что ты уже бабушка. Время даже к тебе неумолимо.
Она не успевает ничего сказать. Не думаю, что даже хочет. В любом случае момент упущен, в библиотеку просачивается Олег. Да с таким выражением лица, словно ожидал увидеть здесь драку буйволов. Усмехаюсь про себя. Решил проявить инициативу и разнять нас?
А вот мать, видя его появление, резко дергается в сторону выхода, громко хлопая дверью. И как только ее присутствие больше не тяготит, обхватываю себя за плечи руками, едва сдерживаюсь от рыданий.
Как же больно внутри, до рези. Мама умеет расковырять рану, надавить на самое больное, перевернуть слова. Да, я сбежала! Но разве бегут из нормальной семьи? Убегают от людей, которые тебя любят? Но у всех своя правда, всегда так было, и ты ничего не докажешь родителям, Ева! Давно пора закрыть эту тему и жить дальше. Но отчего же так тянет в душе пустотой?
— Птенчик, — обращается вдруг ко мне Олег тем прозвищем, которое сто лет не произносил, удивляя нежностью в голосе, подходит ближе и обхватывает меня за плечи. — Мы останемся. Зачем переезжать?
— Мои дети не будут наблюдать за скандалами и лицемерием, незачем им учиться плохому, — обрубаю все его возражения разом, чтобы он и спорить не смел. Его приторный тон и касания раздражают, хочется сбросить его руки, но только он сейчас дает мне утешение. — Разве тебя не оскорбило ее поведение? Она предложила спрятать их, словно они прокаженные, недостойные носители генов Стоцких. Как же, династия.
И такая горечь в моем голосе, что меня саму пробирает.
— Это обидно, не спорю, — кивает муж, крепче стискивая мои плечи и начиная их массировать, — но мало женщин, что могут достойно принять свой возраст. Твоя мать не из таких. Не обращай внимания, недолго осталось. Твой отец в больнице, ты не знаешь, кому сколько отмерено, не нарушай его волю.
Чувствую, что он давит на чувство вины и ответственности. Надо же, как благородно с его стороны. Смотрю на него с подозрением.
— Как ты беспокоишься о моей семье, — прищуриваюсь, глядя на него внимательно, — готов всё ради денег стерпеть? Даже намекнуть, что отец детей не ты! Зачем ты это сделал, Олег?! Ты совсем идиот?