На этих словах я не выдерживаю и складываю письмо пополам. Откидываю голову на спинку сиденья и прикрываю глаза. Злой ли это рок? Или судьба? Можно ли было что-то изменить? Мне больше не нужно видеть перед собой строки, они намертво впечатались в сетчатку.
Кладу письмо в сумку и задаюсь этим же вопросом. А можно ли доверять мне?
— Мам, мы куда? — вдруг подает голос любопытный Том, поднимая голову от экрана и разбавляя мою хандру и печаль своей непосредственностью.
— Куда? — спрашиваю скорее у себя, а затем принимаю волевое решение: — В кафе, хотите же есть?
— Да! — хором ликуют дети.
Я же выдавливаю из себя улыбку. Нет уж, Давид, сам разбирайся со своей женой и объясняй ей, почему всё вышло вот так. Я же, вопреки твоему приказу, оттяну момент приезда как можно дальше. И проведу время со своими близнецами.
Глава 16
— Как это не нужно распродавать активы? — поражаются сотрудники, которым в экстренном порядке было велено заняться этими процессами.
— Необходимость в этом отпала. По завещанию покойного акции отходят к наследникам двух семей, а они есть в наличии, — озвучиваю скупые слова и сам же внутренне морщусь от того, насколько слабо эта короткая фраза отражает тот диапазон эмоций, который я испытываю.
— Можно поздравить вашу супругу? — неуверенно спрашивает один из начальников отделов, с сомнением хмурясь. Собравшиеся переглядываются между собой. Видимо, пытаются собрать воедино разрозненные факты: детей, разгромивших половину офиса, двух сестер, устроивших скандал в моем кабинете…
— При чем тут она? — первое, что вырывается изо рта.
Резко, непроизвольно. Чисто на автомате, настолько моя сущность отвергает сам факт того, что Милана может быть матерью моего ребенка.
Подчиненные тушуются, не смея больше расспрашивать, и тогда я отпускаю их, давая себе минутную передышку. Знаю, что офис будет бурлить сплетнями. Но мне откровенно плевать на то, что станут говорить за спиной. Они всё равно не знают правды. Впрочем, я не уверен, что и сам знаю досконально, что скрывают от меня чертовы сестры Стоцкие. Ни одна не вызывает доверия.
А потом встаю и направляюсь в свой кабинет, понимая неизбежность разговора с Миланой.
Жена сидит в кресле в моем кабинете, так и не сдвинулась с места, как я ее здесь оставил. Ее голова понуро опущена вниз, руки сложены на коленях. Практически поза эмбриона, что еще больше вызывает во мне раздражение. Если она хочет меня разжалобить, не выйдет.
— А теперь, дорогая, поговорим, — ядовито, но холодно произношу.
При звуке моего голоса она вскидывает голову, демонстрируя заплаканное лицо. Шмыгает носом и стискивает ладони в кулаки, вглядывается в мое лицо, но не находит там того, что искала. Жалости? Сожаления? На что надеялась?
— Может, сначала ты объяснишь, когда спутался с моей сестрой? — шипит злобно, отбрасывая волосы за спину.
Упираюсь руками в стол, наклоняясь близко к лицу жены. Изучаю ее стеклянные от слез глаза, искусанные губы. Не вызывает ничего, кроме омерзения, будто змею перед собой вижу, которая бросится и укусит.
— Это было до заключения брака, — холодно отвечаю. — Не знал, что вы родственницы. Так что тему не переводи, родила ты в браке, так что рассказывай, Милана! Нельзя заявить о подобном, а потом отделываться отговорками.
— В начале… — сглатывает, глазки у нее бегают. — Брака… ты ведь сам…