Двойная тайна от мужа сестры

— Что я сам? — переспрашиваю уже раздраженно, сверля ее взглядом.

— Сказал, что дети — обуза, и… — Затем вскидывает яростно подбородок, глаза снова наливаются злостью. — Это ты виноват!

Хмыкаю, но ловлю на себе ее злой взгляд.

— Ты не обращал на меня внимания, — отводит глаза и резко встает, подходит к окну, не смотря при этом на меня. — Я же спрашивала у тебя про детей, ты сказал, чтобы я шла на аборт…

Хмурюсь, не припоминая такого, отчего злюсь еще больше.

— Когда это было?! Отвечай, — напираю требовательно.

— Я не вру, — раздается ее горький смешок. — Разве не твои слова, что с детьми лучше подождать? А когда я тебе про подружку свою Верку сказала, что ее Костик на аборт отправил, ты ведь сказал, что так и надо? Не твои слова разве?

— Она от его друга залетела, что ты несешь? — рычу, крепко держась за подлокотник кресла, чтобы не схватить Милану и не встряхнуть ее что есть силы.

— Ребенок ведь ни в чем не виноват, Давид! — поворачивается и орет как резаная.

А затем снова ударяется в истерику со слезами.

— А я ведь не смогла убить кровиночку, — бросается ко мне и пытается прижаться к груди.

Еле удается держать эту гадину на расстоянии. Мерзко всё это.

— Родила, когда я в Европе в командировке был? — сужаю глаза, прикидывая сроки.

— Командировка? — горько всхлипывает. — Ты там полгода провел! А мы ведь были молодоженами! Неужели было так сложно уделить время любимой жене?

— Любимой? — встряхиваю ее, чтобы пришла в себя, наконец. — Это был договорной брак, Милана, ни о какой любви речи не шло и не идет. Мы попробовали — не получилось. Стали жить своими жизнями. Но сейчас разговор не об этом! Отвечай на вопрос! Где ребенок? Что ты с ним сделала?

— Она родилась… — отталкивает меня, отходит на несколько шагов назад. — Недоношенной… Я… оставила ее ненадолго… — говорит совершенно бессвязно, взгляд плавает, будто погружается в воспоминания. — В больнице… а потом…

Чувствую, как каменеет лицо. Внутри всё покрывается стужей только от одной мысли, что мой ребенок…

— Она жива? — единственный вопрос, который меня интересует.

— Да, Давид, да, — снова смотрит на меня, глаза вспыхивают надеждой. — Мы должны ее забрать, тогда всё у нас будет хорошо, правда? И акции наши будут, и Ева отвяжется от тебя.

Что она несет? Боже, и с ней я прожил столько лет?

— Ты отказалась от нашего ребенка?! Родила и ничего мне не сказала?! Да как тебя вообще земля носит, тварь паскудная?

Единственное желание, которое сейчас мною обуревает, сровнять с землей это ничтожество, которое, возможно, что-то сделало с моим ребенком. Бросила… Отказалась! Это была девочка?

Кажется, я схожу с ума, и весь этот разговор выглядит сущим бредом! Милана сжимается, видимо опасаясь, что я придушу ее, и, честно говоря, она недалека от истины, мне безумно хочется вытрясти из нее правду. Сразу. Целиком. А не выдирать и выцарапывать по кускам.

— Ты… виноват… только ты! — напоминает без конца, тряся головой.

— Милана… — говорю короткое слово, от которого она вздрагивает.

— Давид, я заберу нашу девочку из детдома, она станет наследницей. Теперь я знаю, почему у нас ничего не вышло, почему ты был так холоден! Это всё Ева виновата! Она разрушила нашу семью, ты крутил с ней роман на стороне, признайся? Давид!

— Не неси чушь! — рычу, уже теряя самообладание. — Роман был до брака!

— Это всё она! Это она! Если бы не Ева и ее дети, ты бы сейчас так со мной не разговаривал! Только и думаешь о том, чтобы развестись и жениться на ней, да? — кидается из стороны в сторону, тянет волосы на голове, а затем бросает мне напоследок: — Ничего, мы заберем нашу девочку и станем полноценной счастливой семьей! А Еве придется навсегда замолчать!

— Милана! — кричу, идя за ней.

Предчувствие тисками сжимает внутренности. Ощущение угрозы витает в воздухе. Беру телефон и звоню Еве. Но в трубке только короткие гудки.

— Черт! — выругавшись, надеваю пиджак и выхожу из кабинета.

Догоняю Милану в коридоре и цепко хватаю за локоть.

— Заткнись и слушай, дорогая! — цежу сквозь зубы. — Хоть один косой взгляд в сторону Евы и мальчишек…

— То что? — орет, не стесняясь людей. — Закроешь меня в психушке, как свою мать упек?

На этом не выдерживаю и даю ей пощечину. Задела за живое! Мать стала совсем плоха после смерти отца, помещение ее в лечебницу — вынужденная мера. Временная. Милана не имела права бить по этому месту.

— Чудовище, — говорит она, трогая лицо ладошкой.

— Следи за языком, — говорю и толкаю ее в открывшийся лифт.

Что ж, Стоцкие, сегодня нас всех ожидает занимательный разговор.

— Где ребенок сейчас? — спрашиваю у этой ненормальной, которая, кажется, потеряла свой рассудок.

— Ее ищут, — поджимает губы Милана. — Она была в приюте. Так что если ты хочешь…

От этих новостей мне не легче. Только голова болит сильнее.

— Оставь угрозы, — холодно осаждаю ее. — Повторяю в первый и последний раз! Близнецы Евы — мои дети, а она — мать моих детей! И воспитывать я их буду сам!

Заявляю свою волю и на этом заканчиваю разговор.

Глава 17

Ева