— Мне нельзя оставаться в России, Ева, — говорит Олег тихо, давая понять, что он слышал громкие голоса из гостиной, и прекрасно осознает степень угрозы, нависшей над ним. — И я хочу уехать. С тобой. С детьми. По документам они мои.
— Со мной? Зачем я тебе? Олег, мы давно не семья, — сдавленным шепотом спрашиваю у него, подаваясь чуть вперед и пытаясь отыскать в его глазах ответ. — Может, я не прощу Давида и он будет просто приходящим папой для моих детей, но зачем нам сохранять это подобие брака?
— Затем, Ева, что на публике я должен оставаться женатым человеком, затем, что мои родители не простят мне развода во время этого разбирательства, что тут непонятного? И ты поедешь со мной, — пресекает он рвущиеся наружу споры, хватая меня за руку, — потому что иначе я разотру вашу семейку в пух и прах. Думаешь, я зря проводил время в этом доме? Считаешь меня гулякой, бездельником и никчемной пьянью? Н-е-ет, птенчик, вот вы где у меня все, — сжимает мою руку в кулак, накладывая на нее свои пальцы, а потом делает движение, будто что-то растирает и пускает по ветру. — Все ваши секреты окажутся в СМИ. А если ты заявишь, что тебе плевать на свою семью, то что ты скажешь о маленькой секретной экспертизе, которую ты скрыла от своего разлюбезного Давида, не рассказав ему, как давний друг и партнер его отца утопил его во время рыбалки, сбросив тело в воду? А ты видела это с берега…
Я стою после слов Олега как сомнамбула. Он же воспринимает мое молчание за согласие и с довольной улыбкой тащит меня в свою комнату, чтобы избавиться от лишних ушей. Как только закрывается дверь, продолжает беседу.
— Молодец, мой послушный птенчик, я знал, что ты не подведешь. Потихоньку собирай вещи, — говорит он деловым тоном, а затем добавляет уже чуть тише: — И никого в комнаты не пускай. Никто не должен знать, что мы уезжаем. Билеты я уже купил, так что всё на мази.
И до того мне омерзительна его абсолютная уверенность в том, что я со всем соглашусь и пойду у него на поводу, что я хмурюсь, но молчу, держу свои мысли при себе. Он видит мои колебания и достает телефон. Листает там что-то, а затем сует экран мне под нос.
— А если ты всё еще сомневаешься, смотри.
Картинки плывут перед глазами, совсем не соображаю, что он от меня хочет.
— Не понимаю, что смотреть-то? — растерянно гляжу на мужа, на что тот фыркает, мол, «наивная тупица», а затем поясняет:
— Ты свою семью совсем плохо знаешь, Ев. Это справка о твоей недееспособности. Заготовка. Осталось только нужные печати поставить. Козырь, который приготовил твой отец, — усмехается, будто ничуть не удивлен этому. — Лев слов на ветер не бросает. План у него топорный, конечно, но в России действенный. Ты — психичка, неспособная быть опекуном собственным детям, я — будущий уголовник, на которого он натравил миграционную службу. Думал, старый козел, что я не пойму его левых движняков. Благо нашлись друзья, которые… Впрочем, неважно. Любуйся, на!
Я качаю головой, не веря всему этому. Это же полный бред, я абсолютно здорова психически, как можно признать меня невменяемой?! Однако, вопреки нежеланию, вглядываюсь в экран, приближаю документ и ахаю. Это действительно справка о моей недееспособности… Склонна к психозам… Подозрение на шизофрению… Как же так? Я знала, что отец хочет управлять компанией, стать опекуном детей, но разве можно такой ценой…
— Не верю! — чуть повышаю голову и делаю шаг назад. — Откуда ты знаешь, что это отец сделал? Может, это… может…
Хочу перекинуть ответственность за эту мерзость на кого-то другого, но не нахожу иных вариантов. Мать и Милана слишком трусливы и импульсивны, у них нет таких возможностей. Давид же… Нет, как бы я ни пыталась всё это время его очернить, стоит признать, на такое он неспособен.
— Твоя мать слишком занята своим романом с молодым оценщиком. Он был здесь. Некий Ролдугин. За молчание она заплатила мне, — смеется, будто облапошил всех на свете. Хотя это так и есть. — А сестренка твоя шляется ночами по казино и другим злачным местам, якшается с криминальными личностями. За то, чтобы я никому не показывал видео с ее участием, она мне хорошо заплатила. Я как Чингисхан, собрал дань со всей твоей семьи, на которую мы отлично заживем подальше отсюда.
Смотрю на него во все глаза, испытывая дикий страх. На что еще способен этот жуткий человек?
— А как ты смог сфотографировать это? — доходит до меня, наконец, нужная мысль, и я смотрю на Олега уже с подозрением.
Он улыбается, прячет телефон в задний карман джинсов и лениво пожимает плечами.
— Слушай, Ев. Ты же знаешь, я с твоим отцом… В общем, сблизился, втерся в доверие… Но ты пойми, мы ведь были на мели, а твой отец дал денег.
Скрещиваю руки на груди, гляжу на Олега хмуро и недовольно. Он же вздергивает подбородок и стоит на своем.
— Что ты ему пообещал? — понимаю, откуда ноги растут. Все близкие вели двойную игру за моей спиной.