— Я? — удивился мужчина. — Хотел посоветовать вам воздержаться от алкоголя до вечера. В том месте, куда вас приглашают, будут предложены любые напитки на самый взыскательный вкус! — дважды дернулось веко. — И заодно дам совет. После бани не возвращайтесь домой. Лучше забронируйте отель, выспитесь там как следует. То мероприятие, на которое вы приглашены, Николай Максимович, обычно затягивается. Вам потребуются силы, а ваша супруга вряд ли даст возможность вам как следует отдохнуть! — Он улыбнулся. Эта, вроде бы обычная, улыбка в сочетании с дергающимся веком вызвала у Бодрова мимолетный приступ дрожи и отвращения, которые тотчас исчезли, уступив место любопытству.
— Почему именно я получил приглашение на вашу вечеринку? — спросил он.
Мужчина пожал плечами.
— Вопрос не по адресу. Я лишь передал то, что должен был. — Он поднялся, запахиваясь в простыню. — Я выйду покурить, а вы, Николай Максимович, пока сходите в парилку. Пар шикарный, да и Петрович парит на совесть. — Он повернулся и вышел на лестницу, откуда сквозняком тянуло терпким ароматом табачного дыма.
Николай собирался с мыслями. Опыт оперативной работы был ни к черту. Человек с дергающимся глазом вел себя нестандартно. О предстоящем скандале с Леной могли знать два человека, а интуитивно он понял, что расспрашивать незнакомца насчет источника его информации — дело пустое. Тот расскажет ровно столько, сколько сочтет нужным, и ни слова больше. Все-таки любой оперативник в первую очередь неплохой психолог, что-что, а предугадывать намерения людей он умеет.
Хлопнула дверь, вошли двое посетителей. Могучего телосложения мужчина пятидесяти лет, с выдающейся вперед нижней челюстью и пониже его ростом молодой человек с таким же, как у отца, фамильным подбородком. Баня постепенно наполнялась людьми, жилистому Петровичу предстояло много работы. Бодров прошел в мыльную: париться охота отпала, он спустился в бассейн и проплыл медленно брассом, сначала в одну сторону, затем в другую. Дорожка длиной в пятнадцать метров не позволяла разогнаться. Спокойное плавание настраивало на медитативный лад. Кроме него в бассейне никого не было, вода обтекала тело надежно и доверчиво, словно теплые ладони заботливого отца, поддерживающие малолетнего сына. Наплававшись, Бодров вылез наружу, наскоро ополоснулся под душем, вытерся полотенцем. Ему не терпелось продолжить разговор. Наверняка человек с дергающимся веком завершил перекур. В раздевалке его ожидало разочарование. Кресло, в котором прежде удобно развалился незнакомец, пустовало. Не было заметно даже характерной вмятины в кожаной обивке, образующейся после длительного пребывания на одном месте. Николай оделся, подошел к банщику.
— Я тут с мужиком разговаривал, — сказал он. — Вон там сидел… — Бодров протянул руку в сторону кресла.
Банщик озадаченно почесал безволосую грудь.
— Когда?
— Пятнадцать минут назад.
Американский фильм закончился, теперь из динамиков телевизора грохотала музыка. Банщик проследил за рукой чудаковатого парня, указывающего рукой в сторону пустого кресла.
— Не понимаю, о чем вы… — сказал он.
— Ясно, — сказал Бодров. Он собрал сумку, забрал смартфон и бумажник у банщика.
— С легким паром! — привычно сказал банщик.
На лестничной площадке возле распахнутой форточки задумчиво курил Петрович. Полотенце небрежно опоясывало его бедра, на плече синела старая поблекшая с годами татуировка — раскрытый парашют и цифры на фоне натянутых строп.
— Спасибо за пар! — окликнул мужчину Николай.
Петрович обернулся.
— Не за что! Приходи после Троицы, солдат, свежие веники будут.
— Обязательно. — Бодров замешкался. — Там мужчина на полке сидел…
— А-а-а! — перебил его Петрович. — Видел. — Он помрачнел. — Темный…
— Почему темный?
— Бывают люди светлые, с такими душа отдыхает. Бывают ни так ни сяк. Серединка на половинку. Ни украсть с таким, ни покараулить. А поддашь такому парку, глянь, и лицом просветлел. А бывают… вроде и одет прилично, и говорит складно, а рядом холодно. И тоска берет… — Он затушил окурок в пепельнице, прикрыл форточку. Поправил серебряный крестик, висящий на жгуте. — А тебе-то что до него?
— Не договорили…
— Стало быть, и не надо! — заключил Петрович. — С темными пообщаешься — как дерьма наешься! С легким паром, солдатик!
Над головой Петровича цвело прозрачно-синее облако с редкими нитями алого и вспышками бордового цвета. На выходе Николая окликнула кассирша. Она протягивала сложенный листок бумаги.
— Вам просили передать…
— Вы не ошибаетесь?
— Я за кассой тридцать лет работаю, — нервно сказала женщина.