Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя

Мое появление стало полной неожиданностью. Олесю я обнаружил в постели с ее подругой Полиной в компании здоровенного мужика. С трудом сдержав ярость на нее, проломил любовнику голову кочергой от камина, забрал из дома все деньги, которые нашел, и угнал машину ее подружки. На ней я помчался по шоссе Е40 на запад, рассчитывая достигнуть Львова, а затем как-нибудь перебраться в Польшу. Через четыре часа бросил угнанный автомобиль вблизи железнодорожной станции в окрестностях Львова и на электричке доехал до центрального вокзала. На привокзальной площади нашел какую-то русскую старуху, у которой снял комнату на трое суток, и заказал себе в dark web’е новые документы на фамилию Колосов. Отныне я гражданин Словакии, эмигрант из России, живу в Кошице и преподаю русский язык в городской гимназии. Сделал полную предоплату, перечислив деньги со счета одного из филиалов калопрачкинского «Прихват-банка», заодно выложив в Интернете на всех новостных сайтах украинских СМИ подробную информацию с копиями документов о связях Калопрачкина с неонацистами Европы. Маленькая месть за то, что главный еврей Украины оказался неблагодарной свиньей.

Пока ждал документы – размышлял о том, насколько прав был отец, поучая меня, что женщины нужны лишь для удовольствия, но никак не для любви, и о том, что я каждый раз попадаю впросак, как только забываю его принципы. В это время меня объявили во всеукраинский розыск за двойное убийство. На сайте киевской прокуратуры сообщалось, что я убил несчастного Пасюка – своего соседа – в состоянии аффекта из-за ревности, а затем отправился на дачу к подруге любовницы, где ограбил ее, а некого Кемника, который пытался меня остановить, хладнокровно искалечил. В качестве свидетелей фигурировали Олеся и Полина. Я распознал происки Парашки, который имел безграничное влияние на прокуратуру со времен руководства ею еще при предыдущем президенте.

Итак, на меня объявили самую настоящую охоту – и все из-за связи с алчно-амбициозной хохлушкой, которая хотела схватить черта за хвост и этим обрекла нас обоих на гибель; она совершенно не понимала, что ее дни без меня были уже сочтены. Но я-то думал, что прорвусь, что меня это не коснется: смерть для других, для моих марионеток, но точно не для меня, – но когда через три дня не получил оплаченные документы, то почувствовал прямую угрозу жизни. У старухи в доме Интернета не было, мне приходилось задействовать Посейдона и мониторить Сеть из ближайшего интернет-кафе, но это стало крайне опасно: по всем местным каналам в новостных выпусках каждые три часа мелькала моя физиономия и звучало обещание награды тому, кто донесет о моем местоположении. Даже старуха о чем-то догадалась: потребовала увеличить плату в три раза или уходить. Меня обложили, словно волка на охоте, бежать некуда: ни документов, ни денег, ищут все, начиная от бандитов и кончая полицией. Спасти могло только чудо. И здесь меня осенило: а что мешает, открыв портал, уйти через параллельный мир в другой портал в ином месте, – ведь необязательно собирать пространство в тех же координатах, можно выйти, к примеру, в Крумлове. Это как сойти с карусели не в месте, где садился, а в любом другом, где захочется.

Я не мог понять, почему не додумался до этой простой мысли раньше, хотя ведь и создавать порталы я научился лишь потому, что меня вынудили обстоятельства. Понадобилось решить вопрос с Посейдоном: оставлять его здесь означало потерять все, но и уничтожить программу я не мог, а то оказался бы таким же, как все: обыкновенным человеком, которому никогда не попасть на небо, лишенным всемогущества.

Единственное, что мне пришло в голову, – отправить ноутбук с червем до востребования в Прагу, где я получил его по новым документам. Я поручил это моей старухе, заплатил ей за три дня вперед и сверх того сто долларов за то, чтобы она отправила бандероль для Колосова в Прагу. Получив квитанцию, я попросил старуху меня не беспокоить, мол, хочу хорошенько выспаться перед дальней дорогой, а она в ответ молча вручила мне газету с моим портретом на первой полосе и объявлением о розыске. Глядя в ее выцветшие глаза в морщинистых мешках темных глазниц, я ясно видел, как в душе старухи борются два чувства: с одной стороны, жалость ко мне как к жертве, а с другой – жадность: появился шанс забыть о бедности хотя бы на время. Соблазн был так велик, что она уже решила: как только я усну, отправится в полицию доносить.