– Ну, я думаю, что смотреть, как порноактеры с эрегированными членами соревнуются за право носить арбуз на конце своего детородного органа – это действительно странно.
– Но нам всем это нравится! Это возбуждает.
– Что? Непристойности?
– Да, да, точно. Бинго. Именно – непристойности. Осчен-но! Нам крайне скучно жить с другими обычными людьми, по их правилам. Кописко ми? Но правила не для нас, они лишь для тех, кого мы используем… – тут лже-Марчелло сделал паузу и под звуки балалаечного соло продолжил: – для получения нами удовольствия.
– А разве так можно? – удивился Адам, ясно ощущая в этот момент, что сейчас он ему не врет.
– Конечно, ведь люди с рождения делятся на тех, кого пасут, и на тех, кто пасет.
На самом деле он хотел сказать, что люди делятся на хищников и на тех, на кого эти хищники охотятся, но побоялся свою мысль высказать столь откровенно Адаму, чтобы его не вспугнуть. Адам ясно прочитал это в глазах попугаистого мелкого жулика, возомнившего себя вершиной пищевой цепочки всего человечества. Единственное, что до сих пор ему было непонятно, это людоед ли сам лже-Марчелло или он всего лишь поставщик свежего мяса к столу гурманов-извращенцев.
В это время внимание всех в зале привлекла драка балалаечников, неожиданно возникшая на балконе: двое музыкантов вцепились друг другу в бороды, а остальные принялись избивать дерущихся своими инструментами. Особенно комично выглядели попытки самого мелкого из них замахнуться своей большой балалайкой, которую он с трудом мог оторвать от пола.
– Почему их никто не остановит? – наконец спросил Адам, удивляясь тому, что драку на балконе никто из присутствующих в зале даже не пытался пресечь.
– Это часть шоу. Любой концерто должен закончиться свой катарсис, – лениво, с трудом скрывая зевоту, пояснил лже-Марчелло. – А какой катарсис у русских, кроме драки… Да никакого.
– А почему русские музыканты-то? – удивился Адам.
– В честь тебя, кара регина. Мы их специально пригласили, по случаю. Ты же русская. И я русский. Если бы ты была англичанкой, то с тобой бы сейчас говорил кто-нибудь другой, но точно не я.
– Значит, ты специализируешься на русских?
– Ну, так нельзя сказать, но я предпочитаю девушек из Восточной Европы. Они красивей.
– Правда? – кокетливо улыбнулся Адам, поведя плечами и, эффектно встряхнул волосами, чтобы понравиться, – опять неподконтрольная ему реакция тела, привыкшего себя продавать.
Драка на балконе закончилась, большую балалайку совместными усилиями пяти музыкантов удалось разбить в щепы о двух дерущихся, после чего под робкие хлопки из зала и крики женщин «Браво» музыканты как ни в чем не бывало раскланялись и исчезли…»
О женщинах в компании соотечественников расскажу кратко. Лера, девушка Иванова, стилист-парикмахер из салона красоты на Тверской, была с ним уже две недели, и ее вульгарность затмевала ее красоту. Супругой Саркисова оказалась Розка, субтильная татарка с круглым лицом поросячьего цвета, короткими ногами и маленькой головкой, покрытой жидкими волосенками, словно у новорожденного. Подружка Гроссмана Света удивительно тактично умела молчать, двигаясь с грацией попадьи. Они были призваны развлекать, сопровождать своих спутников и восхищаться ими
Компания неделю путешествовала по Израилю в сопровождении Якова Розенфельда, выпускника Московского университета, эмигрировавшего во времена перестройки; он владел антикварной лавкой в Тель-Авиве и оказывал услуги экскурсовода для всех новых русских, готовых щедро платить, к каковым очевидным образом причислял себя армянин Иванов. С этим нуворишем я легко нашел общий язык: пара комплиментов, пара анекдотов и шуточки о нашем политическом режиме – и вот я уже равноправный член компании, все меня любят и удивляются, почему до сих пор ничего обо мне не слышали. Один лишь Гроссман был недоволен, так как я его потеснил: теперь я интриговал остальных рассказами о масонах и еврейском мистицизме, невольно провоцируя Якова на историческо-философские монологи.
Вместе с ними я отправился из Иерусалима сначала на Иордан, где компания повторила подвиг Христа и окунулась в речные воды, а затем на Мертвое море, в один из кибуцев. Там почти неделю мы предавались сибаритским дискуссиям о смысле жизни и судьбах родины, обмазавшись грязью и созерцая вокруг одних лишь псориазных отдыхающих. Те жаждали исцеления не меньше, чем участники нашей компании хотели достичь забвения в вине и разговорах: страдая от духовных паразитов, пытались хотя бы на время избавиться от них, от проклятого душевного зуда.