Двойной без сахара

Мы? Кто это мы? Она и Лиззи? Кто она вообще такая? Но губы, слепленные малиной, не слушались, и я молчала.

— Заходи, что стоишь?

Я шагнула за порог и замерла. На столешнице красовался огромный букет роз. Лиззи не покупает цветы.

— Ты выглядишь как настоящая ирландская девчонка!

Женщина обошла вокруг меня несколько раз, разглядывая пальто и шарф. Даже ткань потрогала тонкими с вызывающе-ярким красным лаком пальцами.

— Тебе очень идет этот цвет. Будь я чуть моложе, такой же купила б!

Сколько ей лет? Сорок? Или больше? Вокруг глаз и губ тонкие, но глубокие морщинки. Однако макияж достаточно хорошо скрывает возраст. А черные глаза как горят. И уже явно подожгли мне уши от такого беспардонного разглядывания. Я стала расстегивать пальто и двигаться в сторону своей спальни. Брошу его на кровать, а потом уже уберу в шкаф. Но оно осталось на плечах, потому что на одеяле лежали две аккуратные стопочки: одна с моей одеждой, другая — с одеждой Шона. Сердце подпрыгнуло к горлу. Где Лиззи?

Я обернулась. Женщина стояла на пороге.

— Прости, Лана, что сразу не представилась. Сильвия Кастелли-Брукнэлл.

Я пожала протянутую руку, отметив широкий кожаный браслет вокруг запястья, а на второй руке — железный, тоже толстый, а руки-то как спички. Брукнэлл?

— Я жена… — Она на секунду прикрыла глаза плотным веером черных ресниц.

— Теперь уже вдова брата Элизабет. Мы вместе вернулись с похорон.

Я замерла, а потом все же сумела произнести это чертово слово «condolences», но Сильвия замахала на меня растопыренными пальцами.

— Меня можно только поздравить. Прибереги соболезнования для Элизабет. Лично для меня Эдди давно умер. А это было так, формальность. Ни единой слезинки. И не смотри на меня так, — Она впилась когтями мне в плечи. — Я не монстр. Просто мой брак был большой ошибкой. Даже скажем прямо — катастрофой.

Когда Сильвия отпустила меня, я даже пошатнулась. Хотелось быстрее скинуть пальто, оскверненное руками безутешной вдовы.

— Где Лиззи? — спросила я, отводя взгляд от ровных кучек одежды, через которые в наших с Лиззи отношениях будет очень сложно перешагнуть.

Сильвия задумалась на секунду, скривив губы так, что мимические морщины стали слишком заметны, или же толстый слой пудры успел осыпаться.

— Бреннон О… О…

— О’Диа! — подсказала я упавшим голосом. Какое счастье, что я приехала. Сейчас этот идиот наговорит такого, отчего меня не отмоет вся вода проклятого озера.

— Да, да… Бреннон О’Диа! Бреннон О’Диа! В этой дыре можно было оставить свою американскую толерантность и послать этого идиота туда, куда следует посылать таких… — и Сильвия расхохоталась, оставив мне гадать, каким именно эпитетом она наградила несчастного гончара. Шон, наверное, был более мягок в своей оценке. К тому же, называл Бреннона О’Диа дураком в лицо, а не за спиной. И когда… Когда Сильвия успела с ним познакомиться, ведь они приехали вчера вечером?

— Он приходил сюда? — спросила я осторожно, боясь, что именно господин Гончар дал исчерпывающие объяснения сохнувшему нижнему белью. Черт… Где была моя голова, когда я затеяла стирку чужой одежды в коттедже! Но зачем Лиззи уехала к О’Диа? Или с ним куда-то?..

— Нет, нет! — замахала руками Сильвия, будто бултыхалась в воде. — Мы случайно наткнулись на него вчера вечером по дороге в коттедж. Мне одного взгляда на него хватило, чтобы понять, что я не желаю видеть его даже в километре от себя. Он ведь идиот, правда? Ну что молчишь? Ты-то русская, ты не обязана притворяться, как Элизабет!

Я кивнула. Хотя считала идиоткой себя. Зачем я залезла с Шоном в постель? Зачем поехала к его сестре? Идиотка! Другого объяснения нет! Но не слишком ли много эта итальянка знает про меня? С чего это вдруг Лиззи рассказала про меня семье? Да еще и на похоронах!

— Они пьют чай у него в мастерской? — переспросила я, боясь не так понять ответ про Лиззи. Бреннон О’Диа не побежит сплетничать, но и не станет выгораживать меня или защищать Шона, потому что не увидит в нашей интрижке ничего запретного. Он скажет все, как есть. То есть все, что увидел. А у Лиззи хватит ума подставить в картинку недостающие пазлы. О, ужас…

— Мама мия! — Сильвия рванула на кухню, и тут только мой нос уловил запах еды. Продолжение фразы слух не уловил. Оно было на итальянском.

Я не стала бежать помогать и воспользовалась передышкой, чтобы хотя бы разуться. Это она рассекает тут на каблуках, а мне милее тапочки. Свои. От тапочек в доме Моны у меня болели ноги! Сильвия продолжала возиться на кухне, теперь уже напевая на родном языке. Я неспешно подошла вымыть руки и как бы ненароком спросила, скоро ли возвращается Лиззи, ведь обед уже готов.

— Я ждала ее час назад, но она предупреждала, что от этого… Как его? — Я подсказала имя. — О’Диа не так легко отделаться. Говорила ей, не ходи! Здесь никто никому ничего не обязан, верно?