В состоянии некоторой озадаченности я вступила на мост и медленно прошлась вдоль него туда и обратно, даже заглянула на другую лестницу, однако никого не увидела. Вновь на мосту в назначенный час я опять очутилась одна! Как перст, вознесенный с укоризной в небеса. Был ли то перст судьбы, пришлось гадать достаточно долго, терпение и жажда встречи почти успели истощиться.
«Надо было все-таки скупить розы оптом», — устало размышляла я, пока мимо следовали редкие прохожие, в которых даже безумец не смог бы заподозрить искомого Демона, в основном это были согнутые старухи и резвые детишки. — «Имела бы солидное основание, как бы торгую здесь цветами. Непонятно с чего, но всё же…»
Одинокие прогулки на возвышении и неприкаянное стояние над полотном меня ощутимо доставали, тем более, что с заволокшегося неба опять стало назойливо накрапывать. Не зная, стоит ли открыть зонт или следует вовсе сойти с помоста несолоно хлебавши, я медлила, возложив решение на волю погоды. Вот если дождь разойдется, прикидывала я в умственном изнеможении, то Бог с ним, с коварным искусителем, поеду домой, пусть только попробует позвать ещё раз, пошлю прямиком к Богу в рай. Но если сильного дождя не будет, то пожертвую получасом, честно отстою вахту и буду считать, что с демонами и прочей нечистью я покончила навсегда.
В дальнейшем стану вести трезвый и достойный образ жизни, может статься, даже приберу квартиру. Однако до таких вопиющих степеней отчаяния судьба не попустила, я не успела прикинуть, когда браться за пылесос и щетку, ввечеру или наутро, как меня решительно окликнули.
— Позолоти ручку, красавица, я тебе правду скажу, — передо мной как-то неожиданно возникла юная, коротко стриженная цыганка.
За спиною у нее на манер рюкзака примостился младенец, поверх форменной юбки девица носила джинсовую куртку, расшитую стразами Но грязной и растрепанной вещунья оставалась, невзирая на стиль модерн, развязность она предъявила тоже вполне профессиональную. Сообразуясь с предрассудком, также опасаясь нашествия бытовых насекомых, я не стала размышлять над формою ответа.
— Брысь отсюда! — вырвалось у меня, тут же стало стыдно, но не надолго.
— Я тебе, золотко, и так правду скажу, — подвыла девица, ничуть не обидевшись. — Ты вниз сойди, во-он отсюда, по мосткам пройдись и к церкве выйди. Там найдёшь, где конюшня. Теперь позолотишь, а, красивая?
В совершенном остолбенении я машинально открыла сумку, при том придерживая ремень локтем (значит, не в совершенном!), порылась внутри, не вынимая кошелька, и показала вестнице мятую десятку.
— Кто просил передать? — спросила я, не отдавая денег.
— Кто просил, того уж нету, — нагло ответила вещунья.
— А какой он? — я вступила в торг и выпустила бумажку из рук.
— Ай, знатный какой! — уверенно заявила вымогательница и замолкла.
— Как выглядит знатный твой? — спросила я, нарочито долго копаясь в сумке. — Молодой, старый, пешком, на машине?
— Не сомневайся, красивая, хороший он, солидный, богатый, — заявила девица уверенно, отбирая две протянутые десятки. — Давай больше, у него денег много, ждёт тебя сильно, ты не опасайся…
— Мерси, девушка, а конюшня-то где эта? — спросила я машинально, закрывая сумку на замок.
— А мы не местные, мы приезжие, — затянула девушка знакомую литанию. — Позолоти-ка ещё, я подумаю.
— Тогда брысь, откуда пришла! — повторила я бессовестное начало диалога.
Цыганка послушно сгинула, но в обратном направлении. Как раз в ту сторону, откуда я пришла почти час назад.
«Значит, таким вот образом», — деловито рассуждала я, спускаясь по крутым ступеням и исправно держась за скользкий поручень. — «Мою одинокую фигуру на мосту отсматривали довольно долго, увидели, что стою в одиночестве, по сторонам не оглядываюсь, вниз не смотрю, иных коммуникаций не поддерживаю, просто болтаюсь и теряю терпение. Тогда выслали сообщение с лицом, от которого правды не добьешься, хоть тряси его, как грушу.
Теперь можно следовать за мною в указанную сторону и наблюдать, не идёт ли кто следом, если идёт, то вновь раствориться в пелене дождя. Но нет его пока, морось не в счет, да нет и её совсем».
Так в совете с собой я слезла с моста, миновала деревянный настил и прямо с него ступила на плохо мощеную дорожку между плотными заборами и задами сельских домов. Тут простор для наблюдения простёрся до бесконечности, подле каждого строения дорожка разветвлялась, вглубь уходили тропинки, вырастали и отступали заборы и палисадники, какие-то подсобные хижины и кабинки помещались внутри заборов, всё это представляло собой отменный лабиринт в серой, бурой и зеленой гамме. Зеленый колер в изообилии поставляла мокрая, блестящая, капающая растительность в виде кустов вдоль и веток над заборами.
Если бы дело близилось к тёмному вечеру, то без сомнения я плюнула бы на любые соблазны и повернула обратно. Однозначнейшим образом, очень уж непредсказуемо разворачивалась сельская местность.