Я перевела взгляд на мальчика, молча следовавшего по пятам за повелительницей. Он тоже немой, как Орфео? Или просто чрезмерно застенчив? Туманные глаза скрывались за длинными каштановыми локонами. Дама неожиданно нежно, почти по-матерински положила руку ему плечо.
– Преподобная назвала его
Рассказ повелительницы упырей завораживал. Слова
– Когда граф Тарелла похитил меня, я отправилась к братской могиле у Барьер дю Трон, – продолжила она, растворяясь в воспоминаниях. – Я хотела опробовать инструмент, который несколько недель тайно создавала в келье хосписа, следуя четким инструкциям Пьеро. Наш первый фонарик. О, то был всего лишь черновик! В качестве ампулы я использовала банку, а вместо нити накаливания – графит. Батарею мы смастерили из смоченных в уксусе монет и кусочков картона, сложенных вместе. Став свидетельницей мучительных агоний в Неизлечимых и бесчисленных смертей от ядовитых царапин, я сгорала от нетерпения испытать это творение в реальных условиях против упырей. Верила, что у меня наконец-то появилось оружие для борьбы с мерзостью! Но прежде чем поведать преподобной и Факультету об открытии, мне предстояло проверить его эффективность самой. Не хотелось, чтобы меня обвинили, будто я поверила в бредни одержимого бесами.
– В ту ночь ни один упырь не явился к Барьер дю Трон. Что было, наверное, к лучшему. Мой прототип электрического фонарика излучал лишь тонкую ниточку света, которая, вероятно, была слишком слабой, чтобы отпугнуть нечисть. Вместо монстра-каннибала на меня напал вампир – Тарелла. Остальное вы знаете…
Она тяжело вздохнула.
– Я брела по улицам Парижа истекая кровью, брошенная всеми. И только воспоминания о Пьеро удержали меня от самоубийства. Именно ожидание того, чего мы можем достичь вместе с ним, помогло выстоять. В течение нескольких месяцев я жила как незаконная вампирша, укрываясь от инквизиторов Факультета, питаясь пьяными студентами, шатавшимися по улицам после объявления комендантского часа. С приходом дня я пряталась на городской свалке юга Парижа рядом с Гобелен, в яме, полной нечистот, глубоко уходившей в землю. Там, в тиши безветренной ночи можно было услышать далекое журчание погребенного Бьевра, который на протяжении веков застраивался улицами и домами. В самом сердце свалки я собирала детали, необходимые для осуществления мести: монеты, выкраденные у жертв, медь, вырванную из водостоков зданий, стеклянные бутылки из плохо закрытых таверн. Затем я отправилась в «Неизлечимые», чтобы освободить Пьеро и всех, заключенных в психушку. Тех, кто не отверг меня, как прокаженную, а напротив, полюбил ту, кто заботился о них. Их не остановил ледяной холод моей кожи. Они последовали за мной на свалку Гобелен, где под моим руководством и с помощью собранного материала без передышки готовили электрические фонарики. Пока они трудились, я изучала гримуары[62]
, выкраденные из библиотеки хосписа, чтобы узнать как можно больше об упырях перед тем, как отправиться в недра земли.И снова лицо Дамы оживилось, когда она погрузилась в воспоминания.
– Используя старые карты, вынесенные из стен Неизлечимых, я определила течение реки Бьевр. Инстинкт подсказывал, что там – идеальное место для моего Двора. Оставалось только найти подходящую точку. От водосточной воронки Гобеленов мы достигли черных вод. Вооружившись электрическими фонариками, спустились по бурному потоку реки. Половина команды погибла в пути, убитая упырями, ведь тогда электрические фонарики не отличались мощностью, как сейчас. И все же многие смельчаки выжили и добрались сюда, в эту огромную пещеру, где мы основали колонию.
Дама обвела золотистым взглядом сотни собравшихся. В самом начале здесь была лишь маленькая горстка людей. Я догадалась, что Марсьяль, не отрывавший от госпожи преданного взгляда, был одним из первопроходцев.