Двор Чудес

– Знаю, в Неизлечимых она была близка вам. Вермильона все еще помнит юную сестру милосердия, которой вы были в ту пору. Девушку, которая отдавала себя без остатка ради больных. Несмотря на солидный возраст, монахиня продолжает помогать больным и умирающим. Сестра Вермильона – доказательство того, что человечество не безнадежно.

– Сестра Вермильона наивна, – процедила Дама сквозь зубы. – Я тоже была такой. Но трансмутация открыла мне глаза. Возродившись во Тьме, я увидела, каков мир на самом деле. Им правит эгоизм. Вампиры и смертные, дворяне и простолюдины: все повинны. И все должны искупить вину. Единственное возможное искупление придет насильно, если мы установим здесь, на Земле, царство парий, королевство отверженных!

Дама раскинула руки, выпустив длинные рукава полночно-синего платья, как будто хотела поглотить весь мир. Рога ее диадемы больше, чем когда-либо, стали похожи на рога демона. Демона мести.

– Да воскреснет ужасная богиня Эката! Когда меня коронуют, парижанам придется преклониться перед теми, на кого еще вчера смотрели свысока. Они должны преклониться передо Мной. Непокорных казнят. Ведь судьба избрала меня правительницей этого могучего королевства и послала мне Пьеро, чтобы он стал моим пророком – чудотворцем.

Хилый ребенок, не обронивший за все время ни слова, молчал. Ускользавший взгляд не дал мне возможности понять его. Неужели он тоже верил, что его судьба – помочь тирании? Зеркальное отражение которой осуществлялось Королем Тьмы? Ибо в этом и заключалась суть его правления.

Дама Чудес не мечтала о свободе, братстве и прогрессе для всех. О том, с чем ассоциировалась в моем сердце народная Фронда.

В речах повелительницы не было ни слова о равенстве. Она хотела создать новую аристократию «несчастных». Ею двигала неутолимая жажда мести, обернутая в мишуру политических амбиций, но глубоко внутри ненависть поглотила все.

Я отвела взгляд от лица Дамы, не в силах больше видеть печать фанатичной непримиримости.

Мой взгляд упал на ее бледное запястье, где блестел браслет из прозрачного металла. Белого золота или платины? С выгравированной одной-единственной буквой: «Э».

Первая буква имени «Эката».

Или…

– …«Эленаис», – беззвучно произнесла я.

И тут же выкрикнула:

– «Э»… Это «Эленаис»!

23. Сестры

ВЫКРИКНУТОЕ ИМЯ «ЭЛЕНАИС» ЭХОМ ПРОНЕСЛОСЬ под сводами и повисло в тишине.

– Отпустите ее! – внезапно приказала Дама своим людям.

Они медлили. Одного взгляда госпожи хватило, чтобы слуги подчинились. Мои запястья отпустили, но Дама Чудес их тут же схватила и потащила меня прочь от прожектора. Достаточно далеко, чтобы собравшиеся зрители не могли нас слышать. Пьеро стоял в нескольких метрах позади, молча наблюдая за нами сквозь пряди волос.

– Вы назвали имя моей сестры. Почему? Из-за того, что знали ее, когда были оруженосцем? Надеетесь меня умилостивить?

С самого начала нашего долгого разговора Дама горела желанием поговорить о сестре. По ее аллюзиям я поняла, что она в курсе всех событий на поверхности Земли.

Как только повелительница услышала, что я оруженосец, она догадалась, что я знакома с Эленаис. Но воздерживалась от того, чтобы спросить меня об этом… До сих пор.

Я ответила вопросом на ее вопрос:

– На браслете, который вы носите, выгравированы ее инициалы, это так?

Рука Дамы задрожала.

– Это лишь незначительное напоминание о прошлом, которое ушло навсегда. Не знаю, зачем храню эту безделушку. Я же говорила: Амаранта и Ифигения мертвы. Я – больше никто для Эленаис, а она – никто для меня.

Эмоциональные вибрации в голосе не могли скрыть мнимую холодность слов… Точно так же, как и голос Эленаис, когда девушка поведала мне, что воспоминания об Ифигении для нее мертвы и похоронены.

И вдруг меня осенило: я ошиблась в значении платинового браслета, который та носила на запястье. Браслета, так похожего на браслет ее старшей сестры! Знак «I», который я интерпретировала как гордую цифру ОДИН, не являлся римской цифрой.

Это буква.

Первая буква имени

Iphigénie – Ифигения!

– Вы ошибаетесь, мадам, – задыхаясь, сказала я. – Эленаис вас не забыла. Она носит такой же браслет, с выгравированными вашими инициалами.

На этот раз сомнений не было: рука Дамы ослабла. И даже отпустила мое запястье, чтобы прикоснуться к своему браслету, как к амулету.

А что, если Эленаис служила тем последним островком в душе, где еще оставалась человечность Дамы?

От этой мысли мой пульс участился. Вдали от толпы придворных, вдали от своего еретического электричества Эката, как мне показалось, снова стала Ифигенией. Я едва слышала вращение лопастных колес, которое ни на минуту не прекращалось.

– Однажды утром в мае двести девяносто третьего года, шесть лет назад, мы выгравировали эти браслеты вместе. То был мой последний день в Бос перед отъездом в Версаль. Отец нашел для меня место компаньонки у маркизы Вовалонской. Он хотел, чтобы я завоевала успех при Дворе и стала первой из Плюминьи, которую Факультет наградит трансмутацией. Я так и не решилась признаться ему, что вампиры приводили меня в ужас…